Сфинксы XX века

Иммунитет охраняет индивидуальность, несмешиваемость ни с чем биологически посторонним.

Иммунитет стоит на страже уникальности индивидуальности организма. В этом отношении иммунитет подобен наследственности с ее задачей передать в неизменном виде все индивидуальные качества организма следующим поколениям. Иммунитет и наследственность — две стороны одного закона — закона сохранения биологической индивидуальности. Наследственность охраняет ее при передаче от родителей к детям, или, как говорят генетики, в нисходящем ряду поколений. Иммунитет в течение жизни каждого индивидуума.

Биологические химеры

В конце августа 1968 года в Японии открылся XII Международный генетический конгресс. Большая группа советских генетиков приехала в Токио. Среди нас царило радостное возбуждение, которое всегда возникает перед началом большой конференции или конгресса, куда съезжаются исследователи со всего мира. У этого возбуждения две главные причины. Во-первых, каждый ожидает свой доклад, продумывает его вновь и вновь, беспокоится, как он пройдет, будет ли резонанс, — все это и радует и волнует. Во-вторых, ожидаются встречи. С теми учеными, с которыми уже виделся на предыдущих международных встречах, и с теми, чьи работы знаешь, но не представляешь, каков автор.

Мне больше всего хотелось встретиться и познакомиться с американским ученым Рэем Оуэном. В программе значилось его выступление, и я надеялся, что он приехал в Токио. С нетерпением дождался открытия конгресса и в первый же перерыв пошел искать Оуэна. Спрашивал у знакомых: «Не могли бы вы показать мне Оуэна?» Присматривался к именным табличкам, которые красовались на груди у каждого конгрессмена.

В первый день я не нашел его. Вечером мы сидели с друзьями в холле гостиницы, и кто-то спросил меня:

— Почему ты так хочешь повидать этого ученого?

— Понимаете, я уверен, что именно он, а не Медавар и Гашек, открыл иммунологическую толерантность. Открыл и не заметил. Я не раз размышлял об этом, сопоставляя даты публикации Оуэна, Медавара и Гашека.

— Как же так — открыл и не заметил?

— Да вот так уж случилось, — ответил я. — По-видимому, Оуэн не осмыслил большой биологической значимости своего наблюдения да к тому же неудачно назвал само явление. У меня готова целая история или, если угодно, новелла об Оуэне, и я хочу рассказать ее ему и спросить, правильно ли я представляю события.

Меня попросили рассказать эту новеллу-историю. Я с удовольствием исполнил просьбу.

Рэю Оуэну — преподавателю ветеринарии Висконсинского университета, а в последующем профессору Отдела биологии Калифорнийского института технологии — не везло с терминами. В 1945 году он впервые в мире описал животных, чья кроветворная ткань состояла из клеток, разных иммунологически, несовместимых генетически, из клеток разнородных типов. Об этих оуэновских телятах вы уже читали в предыдущей главе. В их крови, костном мозге, селезенке мирно сосуществовали и размножались клетки генетически других телят. Клетки, которые по всем законам иммунитета являлись чужеродными и подлежали отторжению или разрушению.

А они великолепно сосуществовали. Они терпели друг друга всю жизнь!

Вы помните, что такие телята, составленные из несоставимых, казалось бы, частей, изредка создаются природой. Происходит это, когда в организме коровы-матери развиваются одновременно два не идентичных друг другу теленка. Да и то при условии установления между ними общего кровообращения в утробе коровы-матери.

И вот Рэй Оуэн обнаружил такие смешанные организмы, описал их и установил причины их возникновения. Он их открыл. Но не назвал, не дал имя. Может быть, он не увидел в этом факте крупного биологического явления, не увидел большие последствия и возможности, поэтому и не удостоил хорошим термином. А может быть, считал, что важен, сам факт, а не его название. Кто знает?.. Ясно одно — явление это осталось без хорошего имени. И может быть, в какой-то мере поэтому довольно долго не привлекало к себе внимания.

Точности ради следует сказать, что термин все-таки был использован Оуэном. Обнаружив в крови своих телят смесь эритроцитов разных типов, он назвал это «эритроцитарной мозаикой». Как показали последующие события, это название было неудачным. Во-первых, оно касалось только эритроцитов, не подчеркивая, что сосуществуют и другие клетки. Во-вторых, оно не отражало главного: того, что феномен является следствием смеси и сосуществования клеток разных организмов, а мозаика может быть следствием всего лишь изменения собственных эритроцитов. Рэй Оуэн понимал это, но термин этого не отражал.