Сфумато

Как выжить в обществе, которое кишит пороками? Зависть, неравенство, обман, борьба за первенство, месть, ревность, подлость – список можно продолжать бесконечно. Как суметь не нарушить клятву верности? Часто под любым предлогом приходится отказываться от роли хозяина, боясь ответственности за желающих сдаться в плен. Эта длинная очередь из страждущих, которые потеряли надежду на роль хозяев. В наше время характер и специфика чувств остались прежними, но формат и форма возмездия за измену чуть видоизменились. Во всяком случае, среди арбенинского круга.

Я имею в виду так называемых людей более-менее цивилизованных, а не ребят простых, которые бьют в «табло» без предупреждения и долгих выяснений обстоятельств. А противоположный пол строгает доносы-письма в полицию или на место работы гражданина Отелло.

Ну, а что делать нам? Как выжить, попав в подобную ситуацию? Быть выше этого. Закрыть глаза, приподняться над своим собственным эго и произнести с грустной интонацией: «Если это случилось, то мы оба виноваты». Что, в принципе, недалеко от истины. Но затем следует обряд своего рода прощения грехов.

Что же это за чувство ревности? Какова его природа? И почему оно рождает смятение и ужас в наших душах? И почему мы испытываем бессилие перед ним? И только одно лекарство способно ослабить нашу боль – время и, в какой-то степени, память. Вернее, когда остается только память о боли. Боль только мерцает где-то далеко-далеко. Ты стараешься приблизиться, чтобы рассмотреть ее, но она только тает вдалеке и вскоре становится совсем неосязаемой. На смену приходят мысли об одиночестве, а за ними пустота или совсем другой мир, в который я безуспешно пытаюсь проникнуть.

Он, этот мир, не впускает в себя так легко каждого. Чтобы попасть в него, необходимо испытать все – и любовь, и ревность, и одиночество. Бедность и богатство, скитание и покой. И когда ты слышишь в трубке «абонент недоступен», у тебя не возникает внутренней паники, ты решаешь, что все хорошо, и стараешься насладиться магическим чувством одиночества. У тебя нет ни обязательств перед кем-то, ни прав на кого-либо, а у них – на тебя. Практически ты не существуешь. Тебя просто нет. Но это внутри, снаружи у тебя совсем другое обличие, своего рода образ. Образ живого человека. Но внутри иное «Я», скрытое от глаз посторонних и даже близких людей. Эти двое – внутренний и внешний – живут вдвоем, как сиамские близнецы, беспрестанно беседуя друг с другом. Это совсем не значит, что их диалог кому-то интересен, кроме них самих.

У них свои личные проблемы и счеты.

И чем дольше они живут на этом свете, тем их диалог тише. Потом наступает полное молчание, хотите – назовите это смертью. Во всяком случае, лично я возражать не буду, хотя и утверждать тоже не могу. Это только одна из возможных моделей, а их тысячи – моделей устройства нашего мира.

* * *

Позвонил Жерар, он вернулся с Мадагаскара.

– Абель в коме, – сказал он хриплым голосом, – врачи дают ему не больше двух дней… Это не сердце, отказал мозг. Видеть его в таком состоянии не могу. – Вот и все, что успел сообщить он, прерывая рассказ бесконечными паузами, когда затягивался травой.

Связь была плохая, поэтому я слышал только фрагменты его монолога. Как Жерар сможет существовать без отца, я себе плохо представлял.

Ловлю себя на грустной мысли, что наступил период жизни, когда у меня практически не осталось никого, с кем бы я мог говорить по телефону. Все куда-то подевались, только Жерар и Юрка Ващенко, мой спутник, пожалуй, начиная с далеких и полузабытых юношеских лет, еще со времен Веры Яковлевны и института. Он выделялся среди остальных, в нем была легкая загадочная мягкость и тихий голос.

Я вообще заметил, что всегда питал симпатию к говорящим тихо. Мне казалось, это говорит о наличии такта, тонкости и ранимости. Впрочем, Юрка таким и был. Мы жили каждый своей жизнью, у каждого из нас были свои друзья, которые никак не пересекались между собой, но при этом мы испытывали обоюдное любопытство друг к другу. Юрка играл в моей жизни, в какой-то степени, роль духовника. И в самом деле, он никогда не участвовал в моих пьянках, да и вообще избегал светских тусовок, предпочитая видеться со мной тет-а-тет, что меня вполне устраивало. В те далекие годы мы встречались у него дома или в ближайшем кафе, позже – у меня в мастерской или в ресторане. Юрка всегда наслаждался видом белых скатертей.