Сгинь!

Игорь – не алкоголик. Он даже не любитель. Просто навалилось. Стаканом водки можно заглушить печаль, но Игорь намерен был глушить сразу все: боль, злость, ненависть, страх, холод, воспоминания о бабке – и о той, что давно умерла, и о той, что приходила пару ночей назад. Забыть от водки, что не вышло у него сбежать от прошлого, что настигло оно его так легко и так быстро. И лес не спрятал, не уберег.

Мужчина встал на четвереньки – в отличие от Ольги, его ноги слушались, но были слабыми, вялыми, и пополз к Ольге.

– Да-ай! –  прохрипел он. – Да-ай.

Ольга вздрогнула и прижала бутылку к груди: делиться она не намерена. Это ее сокровище!

– Да-ай, –  хрипел Игорь.

Он полз на Ольгу, а та не могла отодвинуться. Это нужно снова лечь на живот и ползти по-пластунски, но даже так Игорь окажется быстрее.

Женщина решила не сопротивляться и протянула соседу бутылку, надеясь на то, что тот не выпьет водку в одно лицо, оставит и ей хоть немного. Ольге бы всего пару глотков – достаточно, чтоб согреться.

Игорь выхватил бутылку из рук женщины, присосался к горлышку и начал жадно пить.

Один большой глоток. Громкий хлюп.

Второй большой глоток.

Третий глоток.

Четвертый.

Кадык Игоря, что поплавок, двигался вверх, потом вниз.

Пятый.

Шестой.

Ольга с ужасом поняла, что Игорь решил опустошить всю бутылку. Она протянула к нему руки в немой мольбе, но мужчина отвернулся. Ничего не вижу, ничего не знаю, ничего не понимаю. Отстань!

Седьмой глоток, восьмой, девятый, десятый.

Хлюп. Хлюп. Хлюп.

Словно нарочно, словно издевается.

Игорь оторвался от бутылки, громко и пахуче рыгнул, поставил недопитую водку за спину. Делиться с Ольгой он не собирался. Все, что осталось, –  его. Тут вообще все его: его изба, его лес, его снег, его правила! Понятно?

По груди мужчины разливалось долгожданное тепло, от глотки до легких все прожгло, и то был приятный огонь – пусть жжет до конца, без остатка, несет искры по телу.

Закусить бы, да нечем. Игорь поднял руку и занюхнул локоть. Тут его резко закружило, все поплыло, появилась тошнота, накрыла головная боль. Игорь застонал, испугался собственного же голоса – грудного, хриплого, незнакомого. Звук невероятной боли и страха.

Конечно, он давно не пил. Конечно, организм отвык. Но отчего так неприятно, так больно?

* * *

Не знал Игорь, что задолго до его появления в охотничьей избе знакомый ему Валерик купил как-то бутылку водки в ближайшем поселке, том самом, в который наведывался за продуктами Игорь. Купил у местного пропойцы, умолявшего «избавить его от лукавого». Сам пропойца купил эту водку в каком-то бреду, не знает, как и зачем купил, а он уже месяц в завязке, а водка теперь зовет, а водка манит, требует ее испить, а жена дома ругаться будет, а то и скалкой шарахнет по голове, она любит так делать. Избави от греха, добрый человек.

Ну, Валерик и избавил. Ему какая разница, где покупать – в магазине или с рук. Пусть будет. Водка на охоте не лишняя. Но у них как заведено: сначала охота – потом алкоголь. Пока зверя не добудешь – пить не смей. Зверя они добыли лишь на третий день. Все это время водка стояла на окне, скучала, ждала охотников.

На третий же день, когда Валерик и остальные разделывали заячьи тушки, вышел к ним Пал Дмитрич. Глубоко в лес забрался школьный сторож: искал брусничный лист для чая от простуды, да заплутал. Валерик пообещал назавтра вывезти его в поселок, а пока предложил заночевать в избе и разделить с охотниками скромный ужин из тушеной зайчатины.

– У нас и выпить чего есть, –  выдал Валерик самый веский аргумент.

Сторож и согласился: все равно не успеет выбрести к поселку засветло.

Зайца разделали – распяли за длинные ноги в дверном проеме, сдернули пушистую шубку, выкинули под куст хвост, вывернули кишки, протушили с лавровым листом.

На стол поставили. Водку с окна достали.

Пал Дмитрич, едва бутылку увидел, нахмурился:

– А водку где покупали?

– Да у вас и покупали, –  весело ответил Валерик. – В поселке.

– В магазине? –  уточнил сторож.

– Да не. С рук, –  махнул рукой охотник. – Мужик какой-то продал.

– Какой мужик? –  допытывался Пал Дмитрич.

Валерик голову почесал:

– Да фиг знает. Обычный мужик. Сутулый такой, фуфайка с оторванным карманом, нос красный, но он, наверное, у всех алкашей красный.

– И кепка мятая белая? –  спросил Пал Дмитрич, еще больше хмурясь.

Валерик палец вверх поднял:

– Точ-но! Он самый. Кепочка белая, мятая. Личность опознана. Давайте уже тяпнем!

– Вот же сволочь! –  выругался сторож и по столу кулаком бахнул. – Догадался же продать! Не постыдился. Нельзя эту водку пить, ребята.

– А что такое?

Тут уже Валерик нахмурился.