Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков

– Нет, Ваня, это она проверила нашу. И, скажу тебе по секрету, некоторые очень некрасиво выглядели, особенно симпатичный капитан.

– Так я не от ганса, за папиросами в каптерку бегал. – Серебряный для убедительности достал портсигар.

– Ты же не куришь, – разоблачил его Александр.

– Чего ради дружбы не сделаешь, – остановился около них Серебряный и протянул девушке портсигар. – Закурите на счастье.

Ирина и Александр взяли папиросы. Серебряный щелкнул зажигалкой, дал им прикурить.

– Чтобы дома не журились. – Затянулся и закашлялся. – Не зря говорят: капля никотина лошадь убивает. – Раздавил носком сапога окурок, влюбленными глазами посмотрел на Ирину. – Оставайтесь в нашем экипаже насовсем. Такого штурмана из вас сделаю!

– Боюсь, Ваня, ты в первом же полете с ней потеряешь ориентировку. Да и кабина у тебя тесная.

– А ты не бойся, командир, с Ваней Серебряным она никогда ничего не потеряет.

– Уговорили. – Ирина выпустила изо рта дым, как заправская курильщица. – Так и быть, после войны займусь штурманским делом. А сейчас разрешите, товарищ капитан, кое?какую консультацию получить у командира. Конфиденциально.

– Пардон, пардон. – Ваня лихо козырнул и заспешил за стрелками.

16

…К лету 1942 г. сильно осложнилось положение советских войск в Крыму – в районе Севастополя и особенно на Керченском полуострове…

(Великая Отечественная война Советского Союза 1941-1945)

Чернильная темнота окутывала самолет. Частые вспышки молний били по глазам, ослепляя и оглушая. Не видно ни стрелок приборов, ни лампочек подсветки, не слышно гула моторов, лишь чувствуется, как бомбардировщик то проваливается вниз, то взмывает ввысь. Трещат и стонут нервюры, звенят от напряжения стрингера; кажется, самолет вот?вот развалится. С консолей крыльев срываются голубые огненные язычки электрических разрядов, а там, где крутятся винты, светятся неоновые круги. Непонятно, каким чудом держится самолет в этом адовом небе, бушующем грозовыми смерчами, и как ему, молодому летчику, удается вести его в кромешной тьме, когда из поля зрения то и дело исчезают авиагоризонт, указатель скорости, вариометр.

А молнии сверкают все чаще, все оглушительнее гремят раскаты грома.

– Штурман, стрелки, как вы там? – поинтересовался Александр по СПУ сквозь неимоверный треск электрических разрядов.

– Нам?то что, – отозвался Серебряный, – сидим, бога вспоминаем. А тебе как – ни одной стрелки не видно? Может, вернемся? Облака плотнеют, и если врежемся в саму грозу…

– Ты же говорил, бояться нечего, обойдем.

– И на старуху бывает проруха…

Вернуться… Заманчивая идея. Весь день они провели бы вместе… Столько ждал он этой встречи! И доведется ли увидеться еще! По слухам, фашисты свирепствуют в Крыму, большие силы бросили против партизан. А леса и горы там не ахти какие… Трудно придется Иринке. Жалость к ней, одиночество, которое он испытывал, пока не нашел ее, снова хлынули в душу, и он едва сдержался, чтобы не позвать ее по СПУ, не высказать своих чувств.

Перед самым носом бомбардировщика сверкнула молния, ударила сверху вниз, чуть наискосок, и в кабине остро запахло озоном.

– Товарищ командир, экипажи, что пошли на бомбежку, запрашивают запасную цель, – доложил Сурдоленко. – Не могут пробиться: гроза.

– А Меньшиков наказывал нам доставить ее в целости и сохранности, – напомнил Серебряный. – Мы не имеем права рисковать.

Александр, чтобы не выдать разрывающую душу тоску, хотел ответить шуткой, а получилось зло:

– Заботливый, погляжу. Рассчитываешь провести занятия, как ориентироваться по звездам?

Серебряный то ли не уловил злости, то ли не обратил на это внимания, хохотнул:

– А что, я такой.

Бомбардировщик швыряло, как утлое суденышко в штормовом море. Александр еле удерживал штурвал, то и дело выхватывал машину из падения, из кренов. Да, разумнее было вернуться. Он нажал кнопку СПУ.

– Сурдоленко, свяжи?ка меня с пассажиркой.

Он представил, как стрелок?радист снимает со своей головы шлемофон, надевает на Ирину, как пристегивает, касаясь руками ее шеи, ларингофоны, и в груди шевельнулась ревность. Ему захотелось самому погладить ее нежную шею, щеки.

– Товарищ командир, слушаю вас, – отозвалась Ирина официально, будто чужая, и все равно он уловил в ее голосе милые, родные оттенки, которые наполнили его сердце нежностью, любовью.

– Как себя чувствуете? – Он вынужден был говорить с ней на «вы», чтобы в случае каких?либо осложнений не бросить на нее и тени своей тяжелой судьбы – ведь, кроме Серебряного, никто в полку не знает, что они больше чем знакомые…

– Терпимо. Ваши ребята леденцами угостили – помогает.

– Вернуться придется. Видите, какая гроза?

– Очень даже красивая. Мне ни разу не приходилось видеть такое.

– Из этой красоты можно сразу в преисподнюю попасть.

– Догадываюсь. И все же возвращаться никак нельзя: меня ждут именно сегодня. Представляете себе, что значит переносить встречу в тылу врага?