Шабатон. Субботний год

– Вы записываете? – он гневно уставился в объектив камеры. – Взгляните на эту бухту! В одном море – нищие рыбачьи лодки и роскошные посудины миллионеров. Вот она, настоящая трагедия! Ничего не изменится, пока люди не обнаружат истинную духовную красоту свободы, пока бедняки не научатся стыдиться своей бедности, а богачи – своего богатства!

Доктор Островски деликатно кашлянул.

– Извините, господин Лафронте…

– Камрад, – поправил шарик. – Камрад Паоло.

– Камрад, камрад… – радостно закивал Игаль. – Мы приехали поговорить о другом камраде. Камрад Андрей Калищев, он же Андре Клиши, друг…

– Да! – прервал его камрад Паоло. – Мсье Ромен Клиши объяснил мне цель вашего приезда. Мы с ним знакомы – я ездил в Лилль собирать информацию для книги об Умберто. Вы знаете, что они владели тем книжным магазином совместно – Умберто Марзоччи и Андре Клещев? Они были не разлей вода, друзья на всю жизнь. Настоящие анархисты-инсуррекционисты, теперь таких немного.

– Эйн-Сорек-сионисты, – шепотом повторила госпожа Брандт на иврите. – Звучит очень по-домашнему.

– Андре приехал сюда из России весной 1919-го, – продолжал журналист. – Вы снимаете? Он делал там революцию, сражался вместе с русским камрадом по имени Нестор Макно, но что-то у них пошло наперекосяк, не срослось, и Андре вернулся в Лигурию. Лигурия всегда была центром инсуррекционизма, особенно Савона и Ла-Специя. Вы, конечно, слышали о знаменитой газете «Иль Либертарио»?

– Естественно! – отозвалась госпожа Брандт. – Дальше, Паоло, дальше…

Камрад Лафронте качнулся взад и вперед в знак согласия.

– На следующий год борьба с фашистами достигла апогея. Стало ясно: или мы, или они! Революция назревала, и тогда Андре предложил захватить арсенал.

– Арсенал?

– Арсенал! – восторженно повторил Паоло. – В порту Ла-Специи базировался военно-морской флот Италии, а при нем – огромный арсенал, набитый оружием. Андре Клещев научился приемам партизанской войны от камрада Макно. Он и составил план нападения. Умберто не сомневался, что одна весть о захвате оружия поднимет на ноги всех рабочих Лигурии. Лигурия, камрады, всегда была самой свободной из всех областей Италии. Генуэзская республика, владычица морей! И пусть республика – тот же фашизм, но все же он мягче, чем фашизм королей и диктаторов. Андре и Умберто собрали отряд в дюжину храбрецов…

– Дюжина храбрецов? – недоверчиво переспросил доктор Островски. – Двенадцать человек решились атаковать арсенал военно-морского флота Италии?

– Именно так! – подхватил Паоло. – Ночью они обезоружили часовых и захватили здание, не пролив ни единой капли крови! Ни единой! А утром, в полном соответствии с планом, газета «Иль Либертарио» напечатала призыв к рабочим и докерам немедленно явиться к арсеналу за оружием. И что вы думаете? Никто не пришел! Никто! Такой позор! Позор!

Он скатил круглую голову на круглую грудь и замер в горьком молчании.

– Но почему? – сочувственно поинтересовалась Нина, адресуясь к экранчику видеокамеры.

Камрад Паоло Лафронте развел руками, словно принося извинения за неразумное человечество.

– Почему? Потому, что во всей Лигурии набралась в тот год лишь дюжина истинно свободных людей, – печально проговорил он. – Потому, что героическая красота свободного индивидуального «Я» чужда не только буржуазной морали, но и тупому пролетарскому эгоизму. Потому, что фашисты и их простые, как сапог, лозунги были им тогда ближе, чем идеи Макса Штирнера, Ренцо Новаторе и Умберто Марзоччи. Потому, что эти сраные рабы хотели фашистов и в итоге получили фашистов…

– А что с арсеналом?

– А что с арсеналом… – журналист пожал плечами. – Не дождавшись никого, Андре, Умберто и их товарищи покинули здание, унося на себе все, что смогли унести. Два пулемета, винтовки, гранаты, патроны… Но желанной революции не произошло. Это стало для них сильнейшим разочарованием. Андре винил во всем евреев.

Доктор Островски вытаращил глаза от неожиданности.

– Евреев? Но при чем тут евреи?

– Так он тогда полагал. Не забывайте: Андре Клещев всего год как сбежал из России, где как раз в тот момент большевики душили и контрреволюцию, и революцию. Где они грабили крестьян, отнимая у них последнее зерно. Где в Москве расстреливали левых эсеров и анархистов, чтобы не делить с ними власть. А кто заправлял в то время у большевиков? Евреи. Троцкий, Свердлов, Зиновьев… В дневниках Умберто об этом написано очень подробно.

– Допустим, – не уступал Игаль. – Но даже если так, те евреи орудовали в России, а революция провалилась в Ла-Специи. Какая связь?

Шарик совершенно по-еврейски вздохнул, что навело доктора Островски на смутные подозрения относительно истинной фамилии журналиста, скрывающейся под высоколобым псевдонимом. Наверняка какой-нибудь Раббиани или Коганелли…