Шабатон. Субботний год

Клещ и Метла молчали. Доводы Нестора Махно были слишком сильны. Союз с большевиками выглядел неизбежным. Тем же вечером Чубенко выехал в Нижнеднепровск, чтобы согласовать детали совместного выступления. Как водится, обе стороны вдвое преувеличили мощь своих сил: реально к нападению на город готовились четыреста махновцев, двести эсеров Метлы и пятьсот коммунистов.

Ранним утром 27 декабря к вокзалу Екатеринослава подошел пригородный поезд, который ежедневно подвозил из левобережных слобод рабочую смену двух крупнейших городских заводов – Брянского механического и Рельсопрокатного. По этой причине петлюровские пулеметные заслоны на мосту через Днепр пропустили состав без какого-либо досмотра – и совершенно зря. Вместо рабочих из вагонов высыпали махновцы. Командир привокзальной батареи Гриша Мартыненко не стал отрицать недавно обретенного побратимства с Клещом и послушно развернул орудия в сторону города.

Это были первые пушки, когда-либо захваченные Нестором Махно, и батька, в восторге от разрушительного эффекта, производимого каждым выстрелом, самолично встал к ним наводчиком. Стрельба велась не прицельно по каким-то конкретным зданиям, а просто так, куда попадет, что выражало известную неприязнь батьки к городскому способу расселения с его тюрьмами, полицейскими участками, налоговыми конторами, государственными учреждениями, банками, школами и прочими инструментами подавления человека человеком.

Как и следовало ожидать, захваченные врасплох гайдамаки не смогли оказать серьезного сопротивления, и уже два дня спустя центр Екатеринослава, включая арсенал, склады и полный продуктами Озерный рынок, находился в руках махновцев и большевиков. Люди Метлы и Клеща, верные первоначальному плану, интенсивно загружали в вагоны захваченное оружие, боеприпасы и провизию, чего никак нельзя было сказать об их союзниках-махновцах, пьяных от легкого успеха и дармовой выпивки. Вместо того чтобы максимально быстро собрать необходимые трофеи и убраться назад в Гуляйполе, четыре сотни махновцев рассеялись по улицам, вламываясь в богатые дома ради поживы совсем иного рода. К полудню 30 декабря редкий из гуляйпольцев не расхаживал по городу в енотовой шубе и бобровой шапке, таща на спине узел со столовым серебром, дорогими тканями и золотыми цацками для жены или сердечной зазнобы.

Да и сам батька, ослепленный громким титулом Главнокомандующего советскими войсками Екатеринославской губернии, пожалованным ему большевиками, не торопился уходить из города. Теперь он занялся дележом власти, теряя драгоценное время в спорах о составе нового Губревкома. Махно настаивал на равном представительстве: пятеро махновцев, пятеро левых эсеров, пятеро коммунистов. Квиринг и Аверин не соглашались и втихомолку раздавали оружие представителям заводских рабочих дружин, которых полагали сочувствующими большевицкой власти. Это оказалось грубой ошибкой.

В конце концов, дружинники были еще и просто горожанами некогда самого благополучного города Юга России и теперь, глядя на принесенные новой властью грабежи и разрушения, не могли не тосковать по относительно безобидному правлению расшитых петлюровских зипунов. Если разобраться, гайдамаки не больно-то и докучали екатеринославцам. Ну, постреливали в воздух… Ну, гарцевали по Проспекту… Ну, пьянствовали и приставали к женщинам… Но разве при них улицы были усыпаны кирпичными обломками разрушенных зданий? Разве они врывались в квартиры и лавки, хватая все, что попадется под руку, и безжалостно топча все остальное? Разве они вели беспорядочную орудийную стрельбу по городским домам, не оставив на многих улицах ни одного целого стекла?

К вечеру 30 декабря, когда петлюровцы, получив подкрепление, перешли в контратаку, рабочие дружинники без колебаний встали на их сторону. Это решило исход схватки. Большевики и махновцы бежали из Екатеринослава, так и не успев прийти к согласию относительно состава губернского ревкома. О трофеях пришлось забыть. На левый берег прорывались сквозь пулеметный огонь, с большими потерями. В Гуляйполе вернулось меньше двухсот человек.

– Где остальные, батька? – спрашивали бабы на улице села.

– В Днепре… – мрачно отвечал Махно, и женщины плевали вслед его коню.

Это было тяжелое поражение, кажущийся смертельным удар по мечте о создании анархистской крестьянской армии. Отряд левых эсеров недосчитался половины личного состава. Их тяжело раненного командира Метлу пришлось оставить на милость петлюровцев. На последующем заседании военного совета Клещ дал волю законным упрекам. Все выглядело бы совершенно иначе, если бы… Если бы не потеряли два дня на бессмысленные грабежи. Если бы не затеяли заведомо проигрышные политические игры с Губревкомом. Если бы бросили все силы на погрузку трофеев. Если бы, как и задумывали сначала, вовремя вернулись в Гуляйполе с богатой добычей, оставив власть проклятым евреям-большевикам. Потому что только глупец станет доверять большевицким иудам…