Шафранная мантия. (THE SAFRON ROBE)

За всем этим я следил неосознанно, не замечая бега времени. Вдруг я обеспокоенно насторожился — целая группа людей приближалась ко мне. Я смотрел на них и не мог сдвинуться с места. Они шли прямо на меня — так или иначе я находился на их пути. Глядя на них, я чувствовал что-то очень недоброе. Некоторые из них были стариками, опиравшимися на палки. Одетые в отрепья, они еле волочили босые ноги. Другие выглядели здоровыми людьми, но в них не чувствовалось того удовлетворения, которое обычно приносит здоровье. В них было заметно одно и то же — они были несчастны и напуганы, малейшее постороннее движение заставляло их подпрыгивать и прижимать руки к груди. Они были раздражены друг другом, ни один из них не беспокоился о соседе. Они чувствовали себя одинокими, забытыми, отвергнутыми, заброшенными в чужой мир.

Они приближались. Каждый был погружен в личные заботы и беспокоился только о своем существовании, не обращая внимания на присутствие других. Они приближались, завлекаемые голосами, которые и я мог слышать: «О! Послушайте голоса наших душ, все те, кто бродит, заблудившись». Пение продолжалось, и люди шли на звуки песни. Когда они доходили до определенного места, — я не мог видеть, что там происходило, — их лица загорались неземной радостью, каждый из них выпрямлялся и, казалось, приобретал уверенность и чувствовал себя намного лучше. Затем они исчезали из виду.

Вдруг раздался неприятный удар колокола, и я почувствовал резкий толчок, словно кто-то пытался меня откуда-то вытащить. Я почувствовал себя воздушным змеем, которого тянут за нитку вниз, тогда как ветер старался поднять меня вверх.

Когда я снова оглядел этот странный пейзаж, мне показалось, что опустилась ночь. Небеса потемнели, цвета стали слабо различимыми. Все вокруг словно бы усохло. Усохло? Как оно могло усохнуть? Но несомненно, вещи вокруг стали меньше. Этот мир непросто уменьшился — туман, похожий на облако, стал покрывать все вокруг. Пока мой испуганный взгляд наблюдал эту метаморфозу, туман превратился в черную грозовую тучу, разразившуюся сверкающей молнией.

Мир все уменьшался и уменьшался, я поднимался все выше и выше. Посмотрев вниз, я увидел, что он кружится под моими ногами, и в конце концов я ощутил, что стою на четвереньках в храме. Но был ли это я? Я был смущен и изумлен и вдруг снова ощутил отчетливый и ужасный толчок, от которого чуть было не потерял сознание.

Почувствовав легкое головокружение, я поднял руки и протер глаза. Потом я поглядел перед собой и снова увидел кристалл. Он больше не был загадочным миром, а просто лежал, скучно и безжизненно. Ни один луч света не проникал сквозь него. Я стоял перед ним, глядя так, словно он был простым камнем, идолом или чем-то в этом роде. Кристалл не походил больше на инструмент для чудесных переживаний.

Один лама медленно поднялся и взял какое-то покрывало, сшитое из материала, похожего на черный бархат. Он почтительно развернул его, накрыл и тщательно завернул кристалл, затем три раза поклонился в направлении кристалла и снова сел. Вдруг его удивленный взгляд упал на меня. На несколько секунд воцарилась ошеломляющая, шокирующая тишина. Казалось, время остановилось. Я мог слышать только стук своего сердца и ничего больше. Создалось впечатление, что вся природа застыла в напряженном молчании, ожидая, что будет дальше.

Среди лам прошел ропот. Самый ближний ко мне стоял, уставившись на меня. Он был чуть выше остальных, но мне, насмерть испуганному, он казался больше самой Поталы. Не отрывая от меня взгляда, он начал что-то говорить, но тут другой лама узнал меня.

— Это Лобсанг, мальчик Мингьяра, — облегченно сказал он. — У него большие способности к телепатии. Приведи его сюда.

Гигант подошел ко мне, протянул руки и, схватив меня подмышки, поднял вверх. Упоминание о том, что я «мальчик Мингьяра», подсказало ему, что хожу я с трудом, и он решил уберечь меня от лишних неприятностей. Он внес меня в круг, образованный ламами. Каждый из них смотрел на меня, стараясь заглянуть в душу или, скорее даже, сквозь душу в какую-то иную сферу, в которой царит Высшее Я.

Меня охватил сильный страх. Я не знал, что, собственно, я сделал не так. Я выбрал именно этот храм, потому что другие были постоянно заполнены мальчишками, не интересующимися медитацией. Я же интересовался. Ну и что из этого?

— Лобсанг! — сказал невысокий, морщинистый лама. — Что ты здесь делаешь?

— Благородный Мастер, — ответил я, — я привык ходить в небольшие храмы для медитаций. Я сел позади Священной Статуи, где никто не мог бы меня потревожить. Я не хотел вторгаться в ваше богослужение, но уснул и проснулся, услышав его начало.