Шафранная мантия. (THE SAFRON ROBE)

— Я отправляюсь на поиски духовного мира и никогда не вернусь, — сказал он родным.

Жена пала перед ним, держа ребенка на руках. Но Гаутама не обратил внимания на ее мольбу. Он развернулся и продолжил свой путь».

Индийский Учитель продолжал историю, которую мы знали не хуже его:

— На почве прогнившего индуизма возникла новая религия. Это было учение, которое могло вселить надежду и даровать покой. На этом мы закончим наше занятие и вернемся к разговору о Гаутаме после перерыва. А сейчас все свободны!

Ученики поднялись и, уважительно поклонившись Учителю, вышли из комнаты. Мне же было не до этого. Я обнаружил, что мантия у меня оказалась приклеенной к ране на ноге запекшейся кровью. Учитель вышел, так и не взглянув на меня. Ощущая сильную боль, я сидел и не знал, что мне делать. Вошел старый хромой монах и удивленно посмотрел на меня.

— Я видел, как ушел Учитель и пришел вымыть пол, — сказал он.

— Что с тобой?

Я рассказал ему, как открылась моя большая рана, как из нее потекла кровь, и как я старался «заклеить» ее своей мантией.

— Тс-с! Тс-с! — прошептал старик и убежал так быстро, как только мог на своих больных ногах. Вскоре он вернулся с врачом.

Боль жгла подобно пламени. Казалось, что с меня сдирают кожу.

— Эх, сынок, — сказал врач, — видно, ты родился для неприятностей.

Затем он посмотрел на меня и пробормотал:

— И все-таки, почему некоторые из этих Учителей настолько грубы, бесчувственны и ничего не понимают?

Он закрепил у меня на ноге травяной компресс и помог мне подняться.

— Теперь тебе будет лучше. Я дам тебе новую мантию, а эту выброшу.

— О! Господин врач! — воскликнул я испуганно, а колени у меня затряслись от страха. — Я не могу надеть новую мантию, потому что все тогда будут думать, что я новичок, который был совсем недавно принят в монастырь. Лучше уж я оставлю себе эту.

Старый врач засмеялся и сказал:

— Пошли со мной, мой мальчик, пошли. Вместе придумаем, что нам сделать, чтобы справиться с этим затруднением.

Вместе мы прошли по коридору туда, где находился кабинет врача. Столы, ниши и полки в нем были заполнены травами, порошкообразными минералами и предметами, которых раньше я никогда не видел. Тибетцы обращаются за медицинской помощью только в крайнем случае. Мы никогда не пользуемся аптечками первой необходимости. Во всем мы полагаемся на заботу Природы!

Конечно, мы вправляем вывихнутые суставы и зашиваем глубокие раны. Для этой цели используется хорошо прокипяченный, длинный конский волос. Чтобы зашивать очень глубокие раны, мы используем длинные волокна измочаленного бамбука. Бамбук применяется также в качестве дренажной трубки, которая вставляется в тело, когда требуется отвести гной из внутренних полостей. Чистый, вымытый мох сфагнум способствует заживлению ран, если его использовать в качестве пористого материала для компрессов, применяя вместе с травяными мазями или без них.

Врач отвел меня в ту часть комнаты, которой я сразу не заметил. Из кучи старых и заштопанных мантий он вытащил одну. Она была чистой, в нескольких местах аккуратно зашитой и сильно полинявшей. У меня загорелись глаза, когда я представил себе» что в этой мантии я буду выглядеть как человек, живущий в монастыре уже очень давно. Врач предложил мне раздеться. Я подчинился, и он еще раз осмотрел мои раны.

— Гм! Ты слишком худой. В твоем возрасте следовало бы весить больше. Сколько тебе лет? Я ответил.

— Да? Мне казалось, что ты на три года моложе. Гм! Да ты уже настоящий мужчина! Попробуй, надень эту мантию.

Я выпятил грудь и старался стоять прямее, чтобы выглядеть больше и выше, но ноги не слушались меня. Мантия была слишком велика для меня, и я старался скрыть это.

— Ничего, — сказал врач. — Ты еще немножко подрастешь, и она придется тебе как раз впору. Она твоя. До свидания!

Было время обеда, и поэтому я торопился поесть до начала дневных занятий. Я уже потерял много времени и теперь, придя на кухню, сбивчиво объяснил, что со мной произошло.

— Ешь, ешь, мальчик, — сказал дружелюбный, измазанный сажей повар, щедро наполняя мою чашку.

Солнечный свет вливался в окно. Я стоял, упираясь локтями в оконную раму, ел и выглядывал на улицу. Внизу стоял монах, и я почувствовал непреодолимое желание выплеснуть на него из чашки немного тсампы. Искушение было столь сильным, что я не удержался и подшутил над этим ничего не подозревающим человеком.

— Еще, парень? — спросил повар с некоторым удивлением. — Еще?! Похоже, что ты неделю не ел, или, быть может, ты пытаешься накормить кого-то за окном?

Наверное, я выглядел виновато, потому что он раскатисто рассмеялся и предложил:

— Давай я тебе насыплю в чашку золы?

Мое веселье не могло продолжаться вечно. В чашке больше ничего не было. Внизу же толпа раздраженных монахов вытирала свои испачканные макушки и подозрительно оглядывалась. Один из них даже направился на кухню. Я поспешно выскользнул в коридор и принял самый беззаботный вид. Повернув за угол, я увидел, что мне навстречу направляется возбужденный монах. Он не был уверен, видел ли он снизу именно меня.