Шафрановые врата

Прислонившись спиной к одному оконному откосу, а ногами упершись в другой, я села на широкий подоконник — он, должно быть, был от полутора до двух футов шириной. Дневная жара быстро спадала, воздух стал мягче и прохладнее.

Я посмотрела вниз, на темнеющий двор, на посаженные в горшках деревья и большие глиняные сосуды с какими-то растениями, на геометрические узоры кафеля, которым был выложен двор. Кроме отдаленного шума площади, не было слышно никаких других звуков. Кошка — теперь я видела, что она была рыжевато-коричневой, — украдкой передвигалась по двору и, насторожившись, остановилась перед одним из горшков. Я вспомнила Синнабар.

Меня разбудил шум на улице перед нашим двором. Я покосилась на часы: было чуть больше семи. Я поднялась и выглянула в окно. Двор был еще пуст. Но за воротами по узким каменным улочкам стучали копыта и раздавались мужские голоса, подгоняющие ослов. Зазвенел звонок велосипеда, и в этот момент я ощутила запах свежих лепешек. Затем я услышала ритмичные хлопки в ладоши и поющие детские голоса. Хлопки и голоса стали громче, а затем стихли: дети, должно быть, ходили по этой улице в школу. Плакали младенцы. Было отчетливо слышно, как в доме, где-то подо мной, кто-то прочищал горло и громко отхаркивался. Я вернулась в постель и попыталась заснуть, но это было невозможно. Я думала о том, что мой сон был глубоким, но мне ничего не снилось. Я не вспоминала об Этьене с того времени, как пришла сюда вчера.

Услышав мужской голос, я снова встала и выглянула во двор. Это был хозяин дома; он поговорил с кем-то, кого я не видела, и вышел за ворота. Тогда я закрыла лицо и спустилась вниз. Я нашла кухню и вошла внутрь. Там две женщины готовили еду: одна средних лет, другая моложе; еще там была очень морщинистая чернокожая старуха. На них на всех были простые кафтаны под более пестрыми дфинами.Их лица были открыты. Они все бросили свою работу и посмотрели на меня.

— Ассаламу алейкум, — сказала я.

Старая служанка, надув губы, продолжила размешивать что-то в черном горшке.

Старшая из женщин повернулась ко мне спиной и стала с громким стуком рубить мясо на куски.

И только самая молодая женщина — она была моложе меня — посмотрела мне в глаза и сказала: «Слема».Я не знала этого слова, но оно прозвучало как приветствие, и поэтому я кивнула и улыбнулась. Я знала, что она не видит моей улыбки под покрывалом, но надеялась, что по моим глазам она поймет, что я ценю ее дружелюбие. На ее лбу был вытатуирован узор из мелких точек.

Я воспользовалась туалетом и снова вошла в кухню; никто из женщин не посмотрел на меня в этот раз. Выйдя во двор, я присела на деревянную скамью. Появился кот. Я щелкнула пальцами и шепотом подозвала его. Он подошел ко мне, обнюхал мои пальцы, но тут же метнулся прочь.

Через какое-то время младшая жена вынесла мне тарелку с пышной пресной лепешкой, мед, мягкий белый сыр и кусочек бледно-зеленой дыни, потом вернулась в дом и вынесла мятный чай. Когда она ушла, я открыла лицо. Поднеся кусочек сыра ко рту, я вспомнила, как Ажулай говорил мне, что жены будут делать все возможное, чтобы отпугнуть соперницу. Я вспомнила Фалиду, выкапывающую на кладбище кости и зубы для Манон, а затем рассказ Манон о том, как она делает краску для век с ингредиентами, заставляющими мужчин сходить с ума от желания. Конечно же, она воспользуется костью и зубом для каких-то магических действ, о которых рассказывал мне Этьен.

Это воспоминание об Этьене казалось таким далеким сейчас: я сидела тогда в своем доме в Олбани, слушая его рассказы о колдовстве и демонах в стране вечного солнца, в то время как за окнами завывал ледяной зимний ветер. Это было похоже на сцену из книги, которую я читала.

А сейчас я была в этой стране, сидела на жаре во дворе, глядя на кусочек сыра и думая, не подсыпали ли мне в принесенную еду порошок из кости или зуба или не сотворили ли какое-нибудь заклинание.

Через минуту, говоря себе, что становлюсь такой же суеверной, как истинная марокканка, я глубоко вдохнула, отломила кусочек лепешки, осторожно разжевала и глотнула. Сыр был мягким и жирным, просто восхитительным. Я покончила с едой и выпила чай. А затем сидела во дворе, не зная, что же делать дальше.

Было странно осознавать, что я не могу подняться и уйти из дома, когда захочу. Мне интересно было, не страдали ли эти женщины клаустрофобией, прожив так всю свою жизнь.

Услышав над собой женские голоса, я посмотрела вверх. Я ничего не видела, но смогла различить по меньшей мере три разных голоса с крыши.

Я снова закрыла лицо, поднялась по лестнице на один пролет выше своей комнаты, и женские голоса зазвучали громче. Выйдя на крышу, я после темноты на лестнице была поражена яркостью утра. Голоса стихли. Здесь были две жены и служанка; они сидели, скрестив ноги, вокруг горы золотого зерна.

Ажулай говорил, чтобы я избегала их, пока они сами меня не позовут, но когда они все отвернулись от меня и продолжили перебирать зерно, отбрасывая мусор и рассыпая чистое зерно на длинной полосе джута, я присела у дальнего края.