Шаг до трибунала

Потом Федору это пригодилось, когда он собирался с друзьями на рассвете на рыбалку. Они тогда жили в небольшой однокомнатной квартире, и отец запрещал ему заводить будильник, который должен был разбудить его в четвертом часу утра. Ребята ходили рыбачить через день. Карась в июле и августе клевал хорошо именно на утренней зорьке, когда вода на озере, за предыдущий день нагретая жаркими лучами солнца, немножко охлаждалась.

В военном училище он продолжал развивать это умение. Особенно когда его курсантский взвод заступал в караульную службу или на кухню. Их, желторотиков, изрядно гнобили ветераны жизни, поступившие в училище из войсковых частей, и старшекурсники. Но Федор научился выкраивать хоть какое-то время для сна, пусть даже всего лишь десять, двенадцать, семнадцать минут. Спал он глубоко. В конце времени, отпущенного ему на отдых, организм сам просыпался.

Сначала полуоткрывался рот, за ним оживало горло, и происходил глубокий вдох. Воздух, попадавший в носоглотку, разделялся на две части. Одна через бронхи поступала в легкие, другая – в мозг. Он освежал сознание. После второго-третьего вдоха подключался к работе нос, и Федор просыпался окончательно.

Те мысли, с которыми он засыпал, не терялись. Это помогало парню хорошо запоминать учебные материалы. Что не менее важно, после короткого отдыха он легко мог проанализировать сложный вопрос и найти на него ответ.

В Афганистане он обучал этому искусству своих солдат. У них что-то получалось, но добиться тех результатов, к которым пришел Москалев, можно было только через несколько лет постоянных тренировок. Не так-то просто спать с открытыми глазами, делая вид, что слушаешь и даже что-то понимаешь, когда часть твоего мозга просто отдыхает. Потом, в нужный момент, она включается. После этого Федор мог приступить к серьезному разговору.

Хотя, может, ничего подобного и не было. Москалеву такое просто казалось. Но это ему нравилось. Он вбивал себе в голову мысль о том, что может спать когда угодно и очнуться в любую минуту.

Вот и сейчас по его расчетам выходило, что после каждого допроса ему отпущено на отдых двенадцать минут. Это роскошный подарок, можно спать целых десять минут. Пусть и стоя, повернувшись спиной к глазку в двери. Часовой мог видеть арестанта, но не ругался, не бил прикладом автомата в дверь.

И вот очередные десять минут закончились. Он еще не слышал шагов, но уже чувствовал, что тот следователь, который должен приступить к его очередному допросу, сейчас посмотрел на часы, встал и быстро пошел к двери своего кабинета. Вот он открыл ее и направился по коридору к комнате, в которой содержался Москалев.

Добрый следователь свою работу закончил одиннадцать минут назад. Теперь к нему шел весьма нервный человек. Он любил катать по столу пятикопеечную монету и иногда неожиданно толкал ее, как колесико, в руку Федора. Следователь делал это, чтобы таким вот образом возбудить, встряхнуть арестанта, потом, стуча по столу, истошно орать на него. Он выпучивал свои красные глаза и плевался вонючей слюной, смешанной с никотиновой смолой.

Дверь открылась.

– Ну что, Федор Иванович, мои предположения оправдались, – заявил следователь. – На рынке у аэропорта вы продали афганцам три автомата «АК-74», пистолет «ПМ» и две гранаты. Какие? – спросил он, потихонечку продвинувшись вперед и резко обернувшись лицом к Москалеву.

– Да, я тоже хотел бы уточнить этот момент, – заявил Федор.

Лицо у него было вымученное, глаза красные.

А у отдохнувшего следователя они еще оставались обычными. Но это ненадолго. Если Москалев продолжит свою игру, то минут через пять они покраснеют, а потом, где-то еще через четверть часа, и выпучатся.

Но Федор решил, что в этот раз лучше будет немножко поддаться. Тогда следователь разрешит ему сесть за стол и сам опустится напротив него.

– Я, товарищ…

– Теперь я для вас гражданин следователь! Вы ведь понимаете, что не только будете разжалованы, но и сядете в тюрьму. А вот на сколько лет, это уже зависит от меня!

– Да, конечно, я все это понимаю и готов сотрудничать со следствием в надежде на снисхождение. Вы скажете мне, какие именно гранаты я продал афганцам на рынке? – с дрожью на губах спросил Москалев. – Это были «Ф-1» или «РГД»?

– Ну вот, вы наконец-то начинаете думать. Садитесь. – Голос следователя стал тише.

Федор, покачиваясь, подошел к столу, ухватился за его край, расставил непослушные ноги и сел на железную табуретку, прикрученную к полу.

– Пить хотите? – спросил следователь, нажал на кнопку, находящуюся у края стола, и дверь в камеру сразу же открылась. – Кружку воды принесите! – приказал он часовому.

А у того она уже почему-то была в руке. Солдат подал ее следователю.

Вода в зеленой железной кружке была мутная и вонючая. Но Федор сделал несколько глотков. Ведь ничего другого в этом санатории ему никто не предлагал. Хоть и поганая, но все равно вода.

– Еще хотите? – осведомился следователь, глядя в глаза Москалеву.

Но сознание Федора уже почти не работало. Он не мог понять вопроса следователя.