Шаг третий. Призовой

— А при ставке в два с половиной процента ей будет полагаться девять тысяч за сто двадцать тысяч продаж, — вклиниваюсь в паузу, разрушая воздушные замки ЧжунКи. Поняла, куда он клонит. С одной стороны мне лестно, что он верит в меня, как в автора, а с другой — нафиг мне этот геморрой с ежемесячным отчислением процентов? Не скажу, что это подвиг, — ежемесячно в течение всей жизни высчитывать и перечислять несколько сотен вечнозелёных, — но что-то невыносимо героическое в этом есть.

— Успешным писателем можно считать автора, который продал тысяч двадцать пять — тридцать. Если, конечно, писал книгу не три года. Вы уверены, что я пересеку эту черту? Да ещё в два раза?

— А почему ставка в два с половиной процента? — ЧжунКи не унимается.

— Потому что проценты иллюстраторам вообще никто не платит. Постоянные отчисления идут только автору. Все остальные, — иллюстраторы, наборщики, редакторы, рекламщики, — получают либо зарплату, либо разовый гонорар. Процент — только автору.

— Несколько не справедливо, — отмечает ЧжунКи.

— Это легко проверить, господин Сон. Давайте выпустим четвёртый том без иллюстраций? Совсем? И посмотрим, просядут ли продажы. Есть ещё вариант. Договоритесь с издательством, которое печатает мои книги. У них есть бухгалтерия, им ничего не стоит оформлять ежемесячные отчисления иллюстратору. Могу даже со своей доли что-то уступить.

— Полагаете, они согласятся? — задумчиво осведомляется ЧжунКи.

— Полагаю, что нет. Даже разговаривать не будут. К тому же вам придётся вести переговоры с тремя контрагентами, которые занимаются продажами моих книг на данный момент. И сколько их будет в дальнейшем, я и представить не могу.

Чай в моей чашке заканчивается, но уходить невежливо, разговор не закончен.

— Приходим к выводу, что легче всего это сделать тебе, Лалиса-ян, — мягко, очень мягко, но господин Сон пытается нацепить на меня кандалы обязательств.

— Господин Сон, бухгалтера нанимать, чтобы ежемесячно высчитывать все эти проценты, я не буду. Не хочу, господин Сон. Допускать чужого человека к моим конфиденциальным данным и банковским счетам? Нет. Самой ежемесячно высчитывать процент отчислений в течение многих десятков лет? Тоже нет. Я тогда лучше совсем без иллюстраций обойдусь. Зачем мне это? Или другого художника подыщу.

Над столом повисает молчание. Не очень лёгкое.

— Пожалуй, зря я затеял деловые переговоры за семейным ужином. Хорошо, Лалиса-ян, — ЧжунКи, как инициатор разговора, честно берёт на себя ответственность за его окончание, — поговорим об этом в другой раз.

— Ты чего куксишься, Юри-ян? — ласково глажу подружку по пушистой голове. Та хмурится, но голову не убирает.

— Аппа недавно сказал, что мне полагается больше, — бурчит девочка. — Он сам, я ему ничего не говорила.

Сижу в своей любимой позиции, на полу спиной к кровати.

— Какой вариант для тебя финансово выгоднее, предсказать невозможно, Юри, — подумав, начинаю объяснять. — Если каждый том купит миллион человек, тогда да, иметь процент будет выгодно. Но даже если книгу купят миллион раз, то когда это будет? Пусть ты получишь за книгу сорок-пятьдесят миллионов, но за какой срок? За два года? Или за десять лет? Когда там наберётся миллион покупок? И наберётся ли вообще?

Юри задумывается.

— Кроме того ты получаешь нечто очень ценное для художника. Думаешь, никто из современных художников не может рисовать, как Рембрандт или русский Васнецов? Уверена, что такие найдутся. Но почему их картины ценятся намного дешевле? По простой причине: Рембрандт это бренд. Ты сейчас создаёшь свой бренд. Если мои книги будут покупать миллионы читателей, то все они увидят твоё имя. Понимаешь?

Мне приходит в голову ещё одна идея для споров с господином Соном. Открываю её Юри.

— Скажи своему аппе, что дело обстоит наоборот. Это он должен платить мне за рекламу тебя, как художника. Ты ведь уже обретаешь мировую известность. Да, ты не получишь процент с каждой книги, но на каждой книге будет красоваться твоё имя… кстати, подумай над созданием своего псевдонима. Так чтобы он запоминался на самых распространённых языках. Английском, испанском, французском, китайском.

Девочка окончательно успокаивается. Теперь можно и за дело приниматься.

Хоть я и ляпнула ЧжунКи о том, что придётся в случае его упрямства искать другого художника, но вряд ли найду такого или такую же, как Юри. Она, подобно телепату, считывает желаемые мною образы. Бывает, что сразу в десятку, хотя и не всегда попадает с первого раза.

— Онни, а ты, правда, думаешь, что миллион человек твою книгу купят? — Юри отрывается от эскиза.

— М-м-м, думаю, что все семь или восемь книг наберут миллион продаж. За год или два.

— Дебак! Это же здорово!

— Юри-ян, это не такие уж и деньги, — скептически кривлюсь. — Ты ж сама чеболь, должна понимать.

— Онни, а сколько ты хочешь? — на меня смотрят любопытные глаза.

— Чтобы в нашем мире уверенно себя чувствовать, надо иметь сто-двести миллионов долларов. Не меньше.

Юри округляет глаза. Снова не понимаю её реакции, о чём и говорю.