Читаем Шаг в неизвестность полностью

И у каждого – свои порядки.


Для кого-то вся жизнь вечный пир.


Для кого-то – листочек тетрадки.



Все мы разные, наши сердца


Далеко не всегда вместе бьются.


Нам не с каждым идти до конца,


В унисон с нами не все смеются.



И пусть можно порой и не знать,


Ошибаться, мы все просто люди,


Важно нам не страдать, а прощать,


Забывать, отпуская. И будет



Наше сердце сильнее всего -


За печали и опыт награда.


Быть добрее ко всем надо, но


И к себе быть добрее нам надо.

Не про нас


Я поставил чайник. Ветер воет в трубах.


На столе – бокалы, сахарница, нож,


Хлеб вчерашний, масло. Отбивают зубы


Такт печальной пьесы – ждёшь или не ждёшь?



Горе сигаретным дымом заглушаем.


Чай всегда остывший – как его ни грей.


Ты не понимаешь, я непробиваем,


Мы стоим как точки в плоскости своей.



Тает ночь под утро, вяжет, словно слива,


Солнце – к горизонту – как большой язык.


Ты поставишь чайник. Неуклюже, криво


Я постель заправлю. Как-то быстро сник



Мой бамбук в бутылке. А твои фиалки


Радовать не будут чьих-то серых глаз.


Запираем двери – как в колёса палки.


Маяками в море – больше не про нас.

Давай


Давай посидим и покурим,


В слова поиграем на вечность.


Слова как горячие пули.


По небу стекает путь Млечный.



Давай посидим со свечами,


Подумаем вдруг о высоком.


На улице, под фонарями


На небо смотреть нет уж прока.



Давай будем терпкий, пахучий


Пить чай с ворохом свежей мяты.


Счастливый, наверное, случай –


Когда чудеса все – без платы!..



Ведь по небосклону, как в танце,


Рассыпаны звёзды рекою.


И маленький свет растревожит


Чуть слышно нам сердце тоскою…



Вот так ведь – сидим в этот вечер


В слова поиграем, и с чаем


И дымом – нас время не лечит


Я – здесь, а ты – там. Мы скучаем.

Сердце города


Сердце города, словно тисками,


День сковал по дорогам машин


И потоками жителей встали.


А ему безымянным, пустым



Можно ночью остаться на стрелках,


Фонарями слегка освещать.


По карнизам, по окнам, по стенкам


С ветром листьями, пухом играть



В догонялки и прятки немного,


От грозы по парадным шнырять.


А потом хлынет дождь до порога,


Будет долго курить и стоять.



Сердце города, вот оно, рядом.


В свете окон усталых квартир.


Ему рваться на волю не надо,


До рассвета его мы храним.



Посвежеет и лампы погаснут.


Солнцем день вновь заявит права.


Ну а городу – спать – и прекрасно –


Утра, спелого утра пора.

Совладать


Больше сердце моё моей жизнью не правит


И сознанье не плавит эмоций волной.


Оно тихо и с болью внутри отражает,


Соответствуя душам планеты смешной.



В этой бренной войне оно флаг разорвало


На груди – а по швам поселилась печаль.


И поломанных пальцев собрать не собрало,


Окропивши багровым холодную сталь.



Ту, которая тянет на дно беспокойно –


Мышьяком на губах ты почувствуешь вкус.


Превращает жизнь в существования стойло –


Без мечты, без надежды, без тайны, без чувств…



И в холодный сей миг это чувствую тоже,


Но не странный злой рок вдруг внезапно настиг.


Просто сердце мое биться больше не может.


Отпускает штурвалы – и в пропасть летит.



В пропасть тех, кого больше и с кем не придется


Что-то делать, творить, постигать и спешить.


Оно просто устало, и воздух взорвётся


Тем отчаяньем, чтоб изнутри всё спалить!..



Я поймаю горящее сердце руками


И прижму к куску льда в самом центре груди…


Нам творят эту жизнь или мы её сами


Выбираем? Вокруг же не видно ни зги!



И мне лучше сгореть, чтобы в пепел, от жара,


Но за то лишь, за что свою душу отдать


Будет можно – за правду, за дело, пусть даром!


Только бы с человеком в себе совладать…

Летнее


Давай с утра пораньше встанем,


Запрыгнем в лодку и чуть свет уж


К песчаной пристани пристанем


И в новое ворвёмся лето.



Песком горячим согреваясь,


Достойный сказок строить замок.


А после на волнах качаясь,


Прищуриться – ведь мир так ярок.



И доставать из сумки термос


С пахучим чаем. Дикой мяты


Добавить горсть для аромата.


Она сладка и щиплет нос.



Ну что ж… Вот теплый вечер носит


Песчинки, искры над костром.


Потом в золе картошка. Просишь


Без слов, в глазах – мир – на потом.



Обратный путь. В реке стеклянной


Небо любуется собой.


И мы плывем по небу плавно,


По звездам-точкам, но домой…

Мы


Мы можем просто, долго говорить,


Раскрашивая будничность словами.


Ведь это словно по течению плыть –


Глазами в небо, мысли – сапогами.



Мы можем глупо или невпопад


Смеяться над вещами друг за друга.


В таких иллюзиях стоит у стенки в ряд


Всё то, что дискомфортно до испуга.



Мы состоим в границах наших лет,


Бросая сложное, глотая лишь прямые.


И нам в глаза не заливают яркий свет –


Себе лишь врём, осознанные, злые…



Мы прячемся от сердца, и сердца


Завариваем на огне лишений,


Обрывков логики – бесполые слова –


Синонимы разлитых отношений.



Мы силимся найти в себе себя,


И шаг за шагом подступаем к грани.


Остывший чай, смешные голоса –


Пластинку в жизнь длиною отыграли.



Мы, наконец-то, всё равно умрём,


Оставив боль воспоминаний, или


Растаем, позабытые, в своём


Придуманном мелками мире…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия
Испанцы Трех Миров
Испанцы Трех Миров

ПОСВЯЩАЕТСЯХУАНУ РАМОНУ ХИМЕНЕСУИздание осуществлено при финансовой поддержкеФедерального агентства по печати и массовым коммуникациямОтветственный редактор Ю. Г. ФридштейнРедактор М. Г. ВорсановаДизайн: Т. Н. Костерина«Испания — литературная держава. В XVII столетии она подарила миру величайших гениев человечества: Сервантеса, Лопе де Вегу, Кеведо. В XX веке властителем умов стал испанский философ Ортега-и-Гассет, весь мир восхищался прозой и поэзией аргентинцев Борхеса и Кортасара, колумбийца Гарсиа Маркеса. Не забудем и тех великих представителей Испании и Испанской Америки, кто побывал или жил в других странах, оставив глубокий след в истории и культуре других народов, и которых история и культура этих народов изменила и обогатила, а подчас и определила их судьбу. Вспомним хотя бы Хосе де Рибаса — Иосифа Дерибаса, испанца по происхождению, военного и государственного деятеля, основателя Одессы.О них и о многих других выдающихся испанцах и латиноамериканцах идет речь в моей книге».Всеволод Багно

Багно Всеволод Евгеньевич , Всеволод Евгеньевич Багно , Хуан Рамон Хименес

Культурология / История / Поэзия / Проза / Современная проза
Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза