Шаг в пропасть

– Мэдди должна была поцарапать Джерри, – объясняю я. – Чтобы под ногтями осталась его ДНК. Моя идея состояла в том, чтобы подсунуть полиции пустую бутылку, а также сигаретные окурки…

– Как свидетельство того, что он был на крыше.

– Вот именно. На случай, если Джерри впоследствии станет утверждать, что его вообще не было на крыше и потасовка с Мэдди произошла совсем в другом месте здания, следовательно, Мэдди столкнул с крыши кто-то другой.

Сара поднимает на меня глаза:

– Вы хотите сказать, что она разбила бутылку и сама себя ранила, да?

– Она, должно быть, сделала это специально, чтобы придать максимальную правдоподобность инсценировке нападения.

– Что ж, ударить себя по голове разбитой бутылкой – поступок, требующий мужества. На это способен не каждый, – хмурится Сара.

– Так оно и есть, – соглашаюсь я. – Но уж слишком много было поставлено на карту.

Взяв пустой пакетик из-под арахиса, я начинаю складывать фольгу гармошкой. Сара внимательно за мной наблюдает. Похоже, обдумывает мой рассказ о реализации нашего плана, шаг за шагом. Ведь будет проведено вскрытие, может, даже коронерское расследование. И при сканировании мозга опухоль Мэдди наверняка обнаружится. Сторона защиты, безусловно, получит доступ к истории болезни Мэдди. И наличие опухоли сыграет на руку адвокатам Джерри. Его защита будет строиться на том неоспоримом факте, что Мэдди, зная о своем смертельном диагнозе и ожидавшей ее малоприятной, мучительной смерти, имела веские основания для того, чтобы свести счеты с жизнью. Она совершила самоубийство и специально меня подставила. При всех других обстоятельствах подобный довод в свою защиту звучал бы нелепо, но наличие у жертвы неоперабельной опухоли может убедить полицию, или Королевскую прокурорскую службу, или жюри присяжных принять объяснение Джерри, что Мэдди решила его утопить, сперва заманив в офисное здание, а затем бросившись вниз.

Само собой, в таком случае Джерри придется объяснить мотивы Мэдди. И признаться в своем нездоровом сексуальном влечении к ее дочери-подростку, чему найдется множество доказательств на телефоне Эмили. Но поскольку выбирать предстоит между сроком в несколько лет за попытку совращения малолетней или пожизненным за убийство, он наверняка выберет первое. При этом деяние будет квалифицировано как причинившее ограниченный ущерб, и мы не успеем оглянуться, как Джерри уже выйдет на свободу. Тем временем полиция начнет искать соучастников Мэдди. Наш план может провалиться или пойти наперекосяк.

Если только…

Посмотрев на Сару, я вижу, как у нее округлились глаза. Похоже, до нее начинает доходить. Она мысленно там. И думает о том же, о чем начали думать мы. А что, если он поверит, что ему все сойдет с рук? Абсолютно все. Ведь, как ни крути, после обвинения в половом преступлении его внесут в реестр сексуальных преступников. Все узнают, что он педофил. В тюрьме его будут чморить, жена уйдет к другому, дочь начнет избегать, а полиция возьмет под наблюдение. Короче, жизнь превратится в сущий кошмар, хотя и не совсем в такой, какого мы для него хотели, и поэтому он постарается при возможности сделать все, чтобы остаться безнаказанным. Итак, если ему представится такая возможность, как он поступит? И как в подобной ситуации поступит любой другой человек?

Сара поднимает стакан и подносит к губам, глядя мне прямо в глаза:

– Продолжайте.

Персонал отеля начинает накрывать столы к обеду. Официант топчется поблизости. Я улыбаюсь ему, и он подходит к нашему столику:

– Добрый вечер. Дамы желают поесть?

Я поворачиваюсь к Саре.

– Пожалуй, не откажусь, – признается она. – Может, возьмем на двоих каких-нибудь закусок?

– Отличная идея, – соглашаюсь я.

Официант приносит меню, мы заказываем еще вина и большую тарелку с хлебом, оливками, сыром и морепродуктами. У меня невольно возникает вопрос, спустится ли в ресторан Ферн и захочет ли к нам присоединиться, приняв участие в нашем разговоре. В таком случае мне придется срочно что-нибудь сочинить. Впрочем, я уже здорово навострилась.

Я отламываю кусочек хлеба. Сара выжидательно смотрит на меня.

– Помнится, вы говорили, что бывает, когда тебя ловят на лжи, – начинаю я и, дождавшись кивка Сары, продолжаю: – Стоит полицейским хоть раз поймать человека на лжи, они начинают сомневаться во всем, что он скажет.

– Да, это самый неудачный вариант. Уж лучше вообще ничего не говорить.

– Но ведь и молчание может серьезно навредить?

– Конечно может. Тем не менее полицейские предпочитают, чтобы подозреваемый сам себя загнал в ловушку. Им нравится усыпить бдительность, создать ложное ощущение безопасности и тем самым развязать ему язык. И с этой целью они умалчивают о некоторых вещах.

– Они позволяют человеку рыть самому себе яму. Ту самую, в которую потом его же и столкнут, – говорю я.

– Вот именно.

– А потом, когда яма становится достаточно большой, чтобы тебя похоронить…

Мне нет нужды заканчивать свою мысль. Сара бросает на меня долгий глубокомысленный взгляд.