Шаг в сторону

– Нет, барин. И кормили, и гулять выводили, только вот в первый день все пытали, от кого я эти бумаги получил. Но я ни слова не сказал.

– Ну и молодец. Больно пытали?

– Пальцем не тронули. Только уж больно пронырливый дознаватель, прям всю душу вытянул, чуть было все не рассказал ему. Но сдержался. А потом оказалось, что все понапрасну, как проверили ещё раз деньги, так и отстали от меня. Колдун ихний ошибся, пластинку испорченную взял. Вот они.

И протянул мне три бумажки.

– Оставь себе, твои, только в следующий раз не буянь, видишь, что вышло.

Шуш пригорюнился.

– Вы уже познакомились? – кивнул я на Кувалду.

– А чего нам знакомиться, – Кувалда подмигнул мне. – Это ж братец мой троюродный по матери, я его ещё пацаном голозадым помню. Говорил я его родителям, выкупайтесь у Белосельских, деньги давал, а та ни в какую, как мол, если уже почитай двести лет служат верой и правдой. Вот и довели мальца, навнушали всего с детства.

– Проклянёт мать сыночка? – невинно поинтересовался я под горестный стон парня.

– Может, – Кувалда хлопнул того по спине, – но мы парня в обиду не дадим. Раз он у тебя служит, то теперь, считай, под княжеской опекой.

– Ну, во-первых, он человек свободный, на то и документ есть, а во-вторых, с чего это он под опекой-то?

– А то ты не знал? – Кувалда вытаращил глаза. Слегка ненатурально. – Раз ты у князя на службе, все твои личные холопы вместе с тобой переходят. А про бумагу не ведал, можно посмотреть?

Шуш вытащил откуда-то из-за пазухи бережно свёрнутый рулон, отдал Кувалде, тот быстро прочитал, грамотный, значит, поглядел на меня.

– Ну и жук ты, Марк Львович. Как знал, что тебя на службу возьмут, уж не провидец ли? Теперь считай у тебя личный слуга.

– Охранник, – поправил я.

– Даже так. Ты же понимаешь, что этот, – он кивнул на Шуша, – теперь от тебя никуда не денется.

– Скорее, я от него, – поглядел на покрасневшего парня, отодвинул пустую чашку. – Ты, Шуш, подумай, может, тебе лучше домой, к сохе и курям? Нет, не хочешь? Или женись, вон, гостиницу унаследуешь потом, в шахматы… или как там – шатрандж научишься играть, будешь настоящим Фишером. Рыбаком по-имперски. Нет, там слово другое, Пескатор. А? Как тебе такое? Шуш Пескатор?

– С тобой он будет, уже обговорили всё, – Кувалда стукнул кулаком по столу. Потом понял, что переборщил, и смиренно добавил: – Если ты, ваше благородие, не против.

– Ладно, – поднялся я, – дам тебе испытательный срок в три месяца. По золотому в неделю. Помнишь, что я про колени говорил? Сиди, пойду вдову проведаю. Молодая-то уже не молода, здоровье слабое, надо осмотреть.

На удивление, Тина была бодра, хотя не сказать, что весела. Но особого расстройства я не заметил. Фрося хлопотала на кухне, а за столом в гостиной хлопотал незнакомый мне мужчина, представившийся местным подьячим подворного приказа Хлюповым. Он как раз вводил бедняжку в курс дела.

А дела у Тины были так себе – Куровы всей семьёй шли по делу о контрабанде, которое осложнялось ещё чем-то очень серьёзным, так что с той стороны на имущество надежды не было. Оставались только дом в городе, не этот – другой, этот, оказывается, Тине по наследству от дяди-шахматиста достался, и один в Жилине, с мебелью, список которой как раз зачитывал подьячий, когда я вошёл, и всякая мелочь вроде столового серебра и рухляди – три листа лежали, дожидаясь своего часа.

Имущественные разборки меня совершенно не касались, но подьячий, увидев на моем пальце колечко заветное и неверно истолковав моё появление чуть ли не в исподнем, возбудился и чуть ли не клещом вцепился, видимо, пытаясь выслужиться. Так я узнал, что, собственно, всё спорное недвижимое имущество, предусмотрительно записанное взяточником на Тину, вероятно, ей останется, а вот куровское, оставшееся за городом, будет под следствием и, скорее всего, отойдёт князю. Если вдова в положение подьячего войдёт и за несколько правильно составленных документов мзду малую передаст. Ну а поскольку знакомые у неё в таких чинах, то и мзда будет гораздо меньше, чем обычно.

Лежащие в банке Жилина деньги в сумме почти тысячи золотых составляли часть приданого покойной первой жены, с них оплачивалось обучение детишек, и присвоить эти деньги никак не удавалось.

Ну а других средств у бедного Мефодия, жившего на одну зарплату, и не было.

Кое-как выставив за дверь подьячего, ставшего богаче на три сотни золотых и уверявшего, что все бумаги будут готовы на днях, новоиспечённая вдова прижалась ко мне и попыталась отблагодарить. Еле отбился, совсем позабыл о побочных эффектах от схемы, вырубающей сознание. Зато долг свой исполнил, хоть клятву Гиппократа не давал, но теперь какой-никакой, а врач, значит, о пациенте должен заботиться.

Пациент был в полной, даже сказал бы – в переполненной норме. Розовые щёчки, красные губки, бодрый взгляд, уверенные движения, словно не её муж вчера превратился в кучу чёрного дерьма и помер в жутких муках и это не она валялась она без памяти на полу.