Шаг в сторону

Я решил, что не буду, ведь это был французский коньяк. По крайней мере на нем была французская этикетка. Я, правда, знаю некоторых людей, которые могут где-нибудь раздобыть бутылку из-под «Марии Бриссард» и наливают в нее домашнюю наливку, но на пани Ландову это непохоже.

— Я пришел затем, — сказал я, когда мы допили, — чтобы спросить вас, как обстоят дела с этими копиями.

— Это вас лично интересует или это ваша служебная обязанность? В последнем случае я должна заранее посоветоваться с юристом.

— Не затрудняйте его. Я не собираюсь вас из-за этого преследовать. Но все, что касается Ципрбурга, я хочу знать до последнего пунктика. Расценивайте это как профессиональный порок.

— Пусть так. Что именно вы хотите знать от меня?

— Могли бы вы показать копии, которые вы делали раньше?

Она встала и сияла со стены маленькую картину в темной рамке.

— Пожалуйста.

Это был натюрморт, очевидно, голландской школы, с лимоном, оловянной тарелкой и стаканом вина.

— Внизу дата, когда я окончила копию. Моя подпись и пометка «сор», — обратила мое внимание пани Ландова. — Подделок я не делаю, если вас это интересует. Хотите, я дам вам лупу, чтобы вы могли прочесть.

Я хорошо видел и без лупы.

— Простите, есть у вас еще что-нибудь?

Она принесла мне еще две картины, которые висели на стенах.

На одной был изображен какой-то пейзаж, на другой крестьянин с трубкой.

— Вы специализируетесь по голландцам?

— Более или менее. Прикажете мне копировать современных мазил?

Я вернул ей все три экземпляра, не сказав ни слова.

— Вы довольны?

— Да. И не сердитесь.

— Нет, — сказала она, пожав плечами, и впервые за весь разговор улыбнулась. — Всякое обследование я рассматриваю как стихийное бедствие. Я очень благодарна вам за то, что вы не перевернули мою квартиру вверх дном и не стали прокалывать кресло саблей. Хотя сабли сейчас не в моде, в ваших кругах, кажется, принято носить твердые шляпы, да?

— Да, чтобы защитить голову от ударов. Извините, еще один, совсем не служебный вопрос. Каким образом вы добиваетесь того, чтобы на ваших копиях так трескался лак?

— Производственная тайна, хотя это в общем-то пустяки. Но мне кажется, что, когда копия такого старого произведения покрыта свежим лаком, это нарушает стиль. Словом, это чуть-чуть ребячество.

— А если предположить, что кто-то изготовил совершенную подделку? Можно ее продать?

— Как подделку вряд ли; как копию, вероятно, можно, но это бы себя не оправдало. Старый и дорогой оригинал сейчас без экспертизы вряд ли кто купит, разве какой-нибудь простачок, а тот бы заплатил самое большее две сотни, потому что за эти деньги он может купить «Градчаны» или «Прелестную цыганку». На этом трудно разбогатеть.

Она повесила картины на место, и я поднялся.

— Могу я вам быть чем-нибудь полезен?

— Лучше не надо, — ответила она вежливо.

Когда я взял шляпу — мягкую, твердых сейчас уже не носят, — я спросил:

— Вы знакомы с Франтишеком Местеком?

— С кем?

— С Франтишеком Местеком из Дечина. Если вы его знаете, так я только хотел вам сказать, что он попался.

— Не знаю, — ответила она.

— Тем лучше, прощайте.

Если меня не обмануло зрение, она была очень бледной, когда я уходил, и совершенно непроизвольно ухватилась за занавес, разделявший ателье.

XVII

Называя фамилию Местека, я действовал вслепую. У меня не было на это особых причин, но я не знал, почему бы мне и не спросить. Ее реакция меня удивила. Если вы кого-нибудь захватите врасплох, у вас всегда есть преимущество, потому что вы наблюдаете и ожидаете эффекта, а ваш собеседник должен замаскировать возникшую реакцию. Когда я уходил, пани Ландова была рада моему уходу. Она облегченно вздохнула и не следила за собой так напряженно, но дело не в этом. То, как она отнеслась к Кунцу, лишний раз доказывало, что к часам она не имеет никакого отношения.

Как я и предполагал раньше, эта женщина всегда знала, чего хочет. Пока Кунц был ей дорог, она делала для него все, что могла. Сейчас ей на него наплевать. Трудно осуждать ее за это. Поддерживать отношения только из-за сентиментальности — это все равно, что держать в квартире покойника. То и другое достаточно эффектно, но рано или поздно с этим нужно расстаться.

И все-таки она знала о Франтишеке Местеке. И не от Кунца. Не только потому, что Кунц ей ничего не сказал, но и потому, что Кунц сам о нем ничего не знал. А откуда она его знала — вот это-то как раз меня и интересовало. Франтишек Местек был контрабандистом. Весьма вероятно, что он перевозил не только часы. А потом обычно контрабандисты не только ввозят товар, но и вывозят за границу. Всяких комбинаций могло бы быть немало. Шпионаж я сразу исключил. Потому что для переправки секретных материалов существуют другие пути. И еще потому, что, если бы человек, занимающийся шпионажем, стал обращать на себя внимание из-за каких-то часов, его хозяева бы с ним быстро расправились.