Шаг влево, шаг вправо

После сауны Термического коридора я попадал в восхитительно прохладные объятия и вываливался не сразу. Монстр сосал меня, словно леденец, даря неземное блаженство, слизывал с кожи соль и пот. Я понимал, что больше никогда в жизни не пойду в человеческую баню, пусть даже самую навороченную, — куда им всем до того, на что способно это чудище! Что там оргазм, наркотики — тьфу! Не о чем и говорить. Разве человек умеет дарить наслаждение? Нет, он слишком слаб и нетерпелив, он умеет только наслаждаться…

— О-о-о! — стонал я, подвывая. — У-у-у… О-оо-о-о!..

И вываливался в очередной коридор или зал.

Семь кругов не то рая, не то ада. Или сто? Их считали там, в бункере. Я не считал. Не было разницы между мгновением и вечностью, как не было ее между мукой и наслаждением. А потом, когда тем, в бункере, надоело следить за моим превращением в счастливо мычащее животное, я получил электрический удар. Как раз в пещере Нирваны. Наверное, приклеенный к моей коже электроразрядник мог управляться и дистанционно.

На трясущихся ногах я выскочил в ближайший коридор — кажется, именно тот, который предполагал исследовать. И почти нос к носу столкнулся с НИМ.

Не человек — образина. Голая. Страшная.

И вооруженная.

Я даже не сразу узнал его, хотя фото анфас и в профиль плотно сидели в моей памяти. Сторож! Полоумный охранник при свинокомплексе, свихнувшийся на диверсантах, с отросшей седой бородищей, окончательно сумасшедшим взглядом и помповым ружьем на плече — дулом вниз. Очутившись внутри Монстра, он до сих пор не бросил оружие, как я не бросил свой парашют. При всем аппетите к неорганике Монстр оставлял подопечным их любимые игрушки.

Срывая с плеча ружье, он не стал кричать «стой, стрелять буду». Да и мог ли он произнести хоть что-нибудь членораздельное после двух с лишним месяцев жизни в Монстре?

— А, бля!..

Мог.

Выстрел. Промах.

Я упал, перекатился, прыгнул… Я летел на сторожа не для того, чтобы «взять языка», — чтобы спастись! И уже понимал, что не успею, что передернуть затвор помпового ружья — это же так просто, так быстро…

Сумасшедший старик, ничего больше. Нормальный оперативник сумел бы взять его голыми руками сразу, а то и дал бы ему сначала расстрелять все патроны, покачав маятник. Почему я захотел в Нацбезе спокойной работы? Мне удалось избежать лишь первой пули.

Помню тупой рвущий удар, завертевший меня волчком. Мягкая крупнокалиберная пуля, чудовищная останавливающая сила… Слона она, может, и не остановила бы, но я не слон. Меня швырнуло на пол коридора, и мягкий «тартан» вдруг прогнулся, принимая в себя подбитого майора Рыльского, не соответствующего стандартам, захлопнулся над моей головой — и страшный рывок, означающий, что «катапульта» наконец сработала, протяжный свист воздуха в ушах и еще один рывок, когда раскрылся купол…

Потом — темнота.

* * *

В последних числах августа я уже мог довольно сносно сидеть на койке и пробовал вставать. Пять минут мучительных потуг, темноты в глазах, неслышного свирепого мата — и нате вам, стою, не шибко кренясь набок, и даже могу ходить. Правда, пока вдоль стенки и с палочкой. И только в сортир или на перевязку, а с перевязки уже на каталке. Весь в поту. Колоть морфин мне давно перестали. Насколько я мог судить по скупым междометиям неразговорчивого хирурга и собственным ощущениям, мой развороченный бок понемногу заживал, рана затягивалась. Конечно, в боку останется ямка калибром с бильярдную лузу, но могло быть и хуже. Интересно, что сделал Монстр с вырванным из меня куском мяса? Сожрал, наверное. А заодно и пулю — чего свинцу зря пропадать? Занюхал пороховыми газами и остался доволен, гурман хренов.

Не одна палата тут была привилегированной — весь этаж состоял из таких же однокоечных палат с кондиционерами, телевизорами и копиями шедевров живописи по стенам. Кормили прилично, потакая капризам. Кому как, а мне табунчики жареных кур перестали сниться, как только мне разрешили есть. Многоглавая гидра больничная скуки — иное дело, она не искоренима в принципе и в часы, когда по коридору не шаркают ноги посетителей, подвигает выздоравливающих на пустую болтовню. Один особенно дотошный болтун, видимо, заподозривший во мне человека не его круга, замучил меня вопросом, сколько мне пришлось заплатить, чтобы попасть сюда, и, поверив наконец, что нисколько, сильно обиделся.

Ненадолго меня навестил Саша Скорняков — еще прихрамывающий, но уже выписывающийся. Понятно, что ничего нового о Монстре он мне сообщить не мог, но, пряча глаза, обещал забежать, как только появится возможность. Я махнул рукой — ковыляй уж, какая там возможность… До сих пор ее не было — откуда ей взяться впредь?