Шаг влево, шаг вправо

Вообще-то может получиться. Особенно если у Первого Шефа нет догадок касательно того, какой путь избран нами для бегства в края, где власть Максютова близка к абсолютной. Нацбез сделает все возможное, но пресечь все мыслимые способы уйти не способен даже он. Их много, способов. Немало пилотов возят «зайцев», только плати, и в этом смысле транспортный «утюг» предпочтительнее пассажирского лайнера. Меньше вопросов, меньше и глаз. Сколько ни перекрывай выходы на летное поле, все равно где-нибудь останется лазейка, известная только пилотам. Они будут молчать, если только их не примутся колоть специально. Командир корабля сам решит, в каком качестве мы полетим: сопровождающих лиц или груза. В сущности, мне все равно. Согласен лететь хоть в контейнере, хоть в мешке. Согласен сам быть тюком, пусть меня научат. Хотя бы для этого пришлось проставить на мне товарный знак, а нос прободить куском проволоки с пломбой.

Между прочим, надо будет распотрошить какой-нибудь тюк с «гуманитарной помощью» — на предмет шоколадок для Настьки. Найду — возьму сразу десяток. Как-никак мы с ней тоже пострадали от Монстра, пока, правда, косвенно. Ловил бы я сейчас спокойненько промышленных шпионов, если бы не эта космическая сволочь с обратным адресом из неизвестного тысячелетия. Продукт потомков. Ох, поговорил бы я с этаким потомком с глазу на глаз…

Дочь замычала, тяжело просыпаясь. Заворочалась. Я вытер ей носовым платком перепачканные щеки, подбородок и на всякий случай приготовил салфетки.

— Па…

— Я здесь, солнышко.

— Папа… Водя…

Слава всевышнему, кажется, стандартная реакция. Никаких побочных эффектов. Упал с души камень.

— На, доча. Пей.

Она совсем не умела пить из горлышка — мне пришлось поддерживать бутылку, и все равно половина воды пролилась зря. Черт с ней.

— Ну как, теперь лучше?

— Папка, — сказала дочь, и тут же ее начало рвать прямо на сиденье. Почти одной водой, коричневой от съеденного шоколада. Минут пять ее выворачивало наизнанку, потом спазмы понемногу прекратились. Я сунул в карман последнюю сухую салфетку.

— Папка… Водя.

Воды в бутылке осталось на донышке. Настька выхлебала ее одним глотком. К счастью, рвотная реакция не повторилась.

— Водя!

— Нет больше воды, мое солнышко.

— Водя, папка! Водя!

Я перерыл весь салон в напрасной надежде найти вторую бутылку. Но Гурген, как видно, запасся только одной.

— Потерпи немного. Будет тебе вода.

— Водя-а! — Настька начала всхлипывать. — Ы-ы-ы…

О черт! Прямо хоть плюй на инструкции и беги к ближайшему киоску.

И тут я заметил в человеческом термитнике знакомую кепку. Гурген возвращался. Очень вовремя.

— Быстро! — Он рванул дверцу, не обращая ни малейшего внимания на запах рвоты и разбросанные по салону салфетки. — Она идти может? — Я не очень уверенно кивнул. — Тогда за мной.

— Водя! — всхлипнула Настька.

— Пойдем, доча, — сказал я, выскакивая из машины. — Пойдем к воде. Там будет много воды.

* * *

Просторное чрево «Ил-76» было загружено едва вполовину. Здесь дремали здоровенные пыльные контейнеры ростом под самый потолок, имелись и груды тюков на деревянных поддонах, стянутые потрепанными лохматыми лентами. Отдельно возвышались аккуратные штабеля новеньких коробок, судя по наклейкам — с компьютерами и ксероксами. Последние явно не предназначались для пострадавших от Монстра.

Не слишком-то щедрыми на подачки оказались англичане — не то, убаюканные последними репортажами, уже перестали принимать Монстра всерьез, не то устали заботиться о тех, кто хронически не способен позаботиться о себе сам. И если я готов доказывать каждому, что первое глубоко ошибочно, то против второго не поспоришь. Иногда оказывать помощь просто безнравственно. А еще безнравственнее ее принимать. Вряд ли эта помощь стоила того керосина, который пришлось сжечь, гоняя самолет в Хитроу и обратно. Оргтехника — иное дело.

Щель между коробками и мешками оказалась достаточной для нас троих. Как тараканы за плинтусом, честное слово…

— Папка! — тянула дочь. — Папка, водя, водя-а!..

— Гурген… — просительно сказал я.

Он отрицательно помотал головой.

— Не сейчас. Еще возможен досмотр.

— Какая разница! — злобно зашипел я. — Ты что, воды у пилотов не можешь сбегать попросить? Блин… будут досматривать — так и так заметят, с водой или без!

Гурген пожал плечами.

— А это как будут смотреть…

— Тогда я сам схожу!

— Вам нельзя, Алексей Сергеевич, — сказал Гурген таким голосом, что я понял: он не позволит. — Подождите.

— Водя-а-а…

— Ш-ш! — Я приложил палец к запекшимся губам. Мне тоже здорово хотелось пить. — Хочешь, сыграем в зеленого огуречика?

— Хосю. Водя…

— Огуречиком будешь ты, — шепотом импровизировал я, не давая дочери вставить слово. — Огуречик такой зелененький, свеженький. Ему надо тихонько сидеть на грядке, закрыть глаза и не шевелиться, а то придет большущая серая мышь и отгрызет огуречику хвостик. Понятно?

— Дя.

К счастью, Гурген проникся и не мешал.

— Это очень плохо, когда отгрызают хвостик, — шептал я. — А если огуречик будет сидеть тихо-тихо, ему дадут много воды из лейки. Много-много воды, а потом большую вкусную няняку… Ш-шш!.. Мышь идет!