Шаг влево, шаг вправо

— Ты все понял?

— Да.

Он рывком притянул меня к себе, задышал в лицо.

— Помни, Алеша, за Носорогом служба не пропадет. Веришь?

Достаточно сказать «нет» — и он отложит операцию. Не рискнет провести ее сейчас. Но иной отмычки у него все равно нет, а значит, рано или поздно с неизбежностью будет задействована существующая. После доработки.

— Верю.

— Спасибо, Алеша. Так. Бери ребенка за руку. Внимание… Время!

Корма БМП распалась надвое. Прыжок на траву. Ударило в лицо ночной сыростью, ноги ошпарило холодной росой. Бегом!

Полная темнота. Вой внезапно включившихся сирен. Свистящий шорох мокрых трав, топот десятка ног.

Я все-таки умудрился запутаться в шнуре и вдобавок споткнулся о неприметную в кромешной тьме кочку. Полон рот прелой травы пополам с песком! Мгновенно несколько рук вздернули меня на воздух. О! Меня несут! Я отплевываюсь, а им нет дела. Слава богу, мы не в диверсионном подразделении на маневрах и меня не станут подбадривать ни сапогами, ни прикладом — нас донесут до самого туннеля на руках!

Настька радостно взвизгивала. Почти так же, как давным-давно, несколько геологических эпох назад, когда я еще не старался прийти с работы попозже и с удовольствием катал ее на себе.

Живей, хлопцы, шевелитесь! Пятнадцать секунд.

Они успели. Должно быть, Максютов подобрал нам в провожатые ребят не только крепких, но и способных проникнуть за внешний психобарьер Монстра. Пробив живым тараном невидимую стену, они сбились с шага, но продолжили бег. Наверное, этих ребят специально натаскивали на барьер — то ли по ходу каких-нибудь липовых экспериментов, то ли в ночное время, когда «случайно» гасли прожектора и выключались телекамеры.

Я ощутил под ногами почву лишь у самого входа в туннель, пискнувшую Настьку приземлили рядом. Свернутый кольцом излишек шнура сунули мне в руку.

— Вперед! — выдохнули в ухо.

Не учи, холуй. Сам знаю.

Я взял дочь на руки, и она немедленно обвила руками мою шею. Мешал парашют и болел бок, но можно было и потерпеть. Папка хороший. Он сейчас даст няняку, вкусную няняку. Он устроил чудесное приключение. Он самый лучший, никогда не обидит, никогда не предаст…

Что за глупости. Она и слова-то такого не знает — «предать».

Меня легонько, но настойчиво подтолкнули в спину. Огрызаться я не стал — просто сделал глубокий вдох, как перед нырком в воду, и шагнул в черноту.

* * *

Сам не знаю, чего я сильнее боялся — то ли того, что Монстр не примет Настьку, отшвырнет вторым барьером, то ли, напротив, того, что примет.

Он принял нас даже слишком легко. И меня, и дочь. Возможно, оттого, что мы были связаны и воспринимались им как единое целое. А может быть, второй барьер уже перестал существовать?

Я сразу понял, что это не так — иначе наружу пробивался бы свет.

Внутри Монстр выглядел еще хуже, чем со стороны. Стены туннеля не сморщились, как «кожа», но на них почти не осталось места, не покрытого уродливыми наростами. Мясистые бугорчатые наросты пучились везде, даже на полу. Им было тесно, они наползали друг на друга, как пожирающие собратьев примитивные донные организмы, не изменившие с палеозоя ни своего вида, ни привычек, некоторые из них, к моему удивлению, оказались мягкими на ощупь, другие покрылись коркой и задеревенели, как березовый кап. Многие потрескались. Из трещин медленно сочилась прозрачная слизь, сладковато пахнущая сукровица больного зверя, и так же медленно застывала безобразными сосульками. Ломкие сталактиты свисали с потолка. Что там миллиграммовый соскоб — сейчас я без труда мог бы собрать для анализа вполне увесистый чемодан распадающейся плоти чудовища.

Если жизнь — это и вправду болезнь материи, тогда что же такое смерть? Выздоровление?

Я с ума сойду.

Как ни удивительно, стены туннеля еще светились — тускловатый дрожащий свет как-то пробивался сквозь слой болячек. Заметно фосфоресцировали сосульки. Можно было пробираться по туннелю вперед. А можно было остаться здесь, у самого входа, и ждать, когда Монстр поймает нас в свою коронную ловушку на предмет опознания. Не все ли ему равно, где хватать людей? Конечно, если он еще не разучился это делать…

Я все же решил дойти до развилки — и зря. Я ее не нашел. За каждым изгибом туннеля встречались ответвления, но каждое из них заканчивалось тупиком максимум через десяток-другой шагов. В иные я даже не заходил — и так все было видно. Я давал себе слово, что вот за следующим поворотом непременно остановлюсь, и каждый раз нарушал его. Седьмая минута от начала операции. На сколько я удалился от входа — метров на четыреста?

«ТРИСТА СЕМЬДЕСЯТ ТРИ ПО КУРСОГРАФУ И ТРИСТА ДЕСЯТЬ ПО ПРЯМОЙ».

Молчи, подзатыльник! Тебя не спрашивают.

Шагов через пятьдесят пришлось остановиться. Дальше хода не было. Туннель упирался в стену с наростами. Предел.

Так. Никто особенно не сомневался, что внешние лабиринты Монстра — слепая кишка, топологически не связанная с внутренними сокровенными объемами. Но я впервые видел ее столь мало разветвленной.