Шаг во тьму

Мег улыбалась, пожимала руки и принимала поцелуи от пожилых людей обоего пола, которые говорили, что знали ее с раннего детства. Бабушка получила несколько приглашений на чай и на обед. Все они сопровождались фразой: «Дэн не хотел бы, чтобы ты сидела дома».

Воскресный обед всегда длился долго и проходил в официальной обстановке. И сегодня бабушка не отменила ни одного блюда, хотя за столом сидели только трое. Клиф вел себя наилучшим образом – флиртовал с бабушкой и галантно относился к Мег.

После обеда бабушка отправилась отдыхать – поспать, держа под рукой открытую Библию. Джордж обещал вернуться только вечером, и Мег знала, ей непременно придется снова участвовать в долгой дискуссии. А сейчас ей не хотелось говорить с Клифом о том же самом.

Мягкие зеленые газоны казались прохладными и спокойными в удлинившейся тени деревьев. Кусты роз сверкали на солнце как драгоценные камни: рубины и гранаты, кораллы и аметисты, а листья казались сделанными из нефрита. Мег прошла через калитку и вошла в заросший участок сада.

Она переоделась в джинсы, рубашку и кроссовки. Продираясь через сорняки, она порадовалась, что руки и ноги закрыты тканью: колючки цеплялись за рукава, мешая идти. Она вспотела, пока добралась до коттеджа.

Покинутый и заброшенный, он все же оставался привлекательным. Под крышей шел ряд маленьких слуховых окон, на углу возвышалась круглая башня, а крыша формой напоминала чепец колдуньи. С одной стороны шикарным полукругом располагалась веранда. Одна из ставен держалась на гвозде, остальные окна и двери были забиты досками. Переросший кустарник превратился в стену.

Одну колонну обвивала дикая роза, украшая дерево багровыми цветами. Посчитав ее символом возрождения, Мег почему-то разрыдалась.

Она стояла и вытирала лицо рукавом, когда кто-то сунул ей в руку носовой платок.

– Вытри нос. Обещаю, что не скажу Мэри, как ты ходишь без носового платка, – сказал Клиф.

Слова шуточные, а голос его звучал серьезно. Мег уткнулась ему в плечо и дала волю слезам. Успокоившись, она пошла за Клифом на веранду. Они сели рядышком на ступеньках.

– Это я должен плакать у тебя на плече. Ты здесь не жила. Она была мне матерью.

– Он был моим отцом, а она тебе не мать, а мачеха.

– Если мать та, которая любит и заботится, то она была моей матерью.

– Прости меня, Клиф. Я не знала, что ты ее любил. Почему мы не говорили об этом раньше?

– Я хотел поговорить с тобой об этом, как только ты приехала. Этот разговор опоздал. Когда мы были детьми, мы были слишком обижены, растеряны от утраты и слишком малы, чтобы понять.

– Я до сих пор не понимаю. Я знаю, то было время сексуальной свободы: к черту старые моральные принципы! Но это был не просто случай двойной неверности. Твоя мать была к тому же моей родной тетей, сестрой моей матери. Мой отец был учеником Дэна и его зятем. Называй меня старомодной пуританкой, но то, что они совершили, – зло. Этому нет прощения. Это отвратительное предательство, вызывающее лишь презрение. – Эхо разнесло ее голос. Она зажала рот рукой: – О, я и не знала, что я так зла. Все эти годы меня мучили не горе и утрата, а злоба. Я злилась на отца.

Клиф обнял ее.

– Естественно. Неужели ты этого не понимала?

– До меня медленно доходит.

– Ты не обращалась за помощью?

– К психиатру? Однажды я попыталась. Мне пришлось действовать тайком от Дэна: он бы возмутился, если бы я предложила отнести трудовые деньги психиатру. Он презирал и психиатров, и слабаков, которые обращаются к ним. Но мне не помогло. Видно, я обратилась к плохому специалисту. После сеанса я чувствовала себя еще хуже, ощущала вину. У меня возобновились приступы паники. Я часами плакала после визитов к психиатру… Однажды я сказала, что о нем думаю, и выскочила из кабинета. Наверное, надо было поискать другого… Но мне трудно было экономить: Дэн следил за моими расходами. Теперь я понимаю, что я просто не хотела смотреть в глаза фактам. Мне ничего не говорили ни Дэн, ни бабушка, ни дядя Джордж. Я сама узнала, когда стала читать старые газеты, хотя там было мало информации. У Дэна связи с прессой.

– Что ты узнала?

– Что папа и тетя Джойс умерли. Это было ужасно само по себе, но, как и все дети, я сразу почувствовала: что-то не так. А моя мать, Клиф, она так быстро опустилась. Как мне сказали, она отправилась на отдых и не вернулась назад. Я знала, что это вранье: она отдыхала дома. Она все время лежала в кровати, за ней постоянно ухаживали. Я могла отнести и эту смерть на совесть моего отца. Он убил и ее.

Клиф молчал. Его близость успокаивала.

– А ты?

– Я был на два года старше тебя. Но я тоже не знал о супружеской неверности, как и ты. Я тоже понял: что-то неправильно, так как отец всегда уходил из комнаты, когда я задавал вопросы.

– Бедный дядя Джордж! Но он оказался сильнее, чем моя мать.

– Я думаю, он продолжал жить, потому что все от него зависели. Ему пришлось многим заниматься.

– Я знаю. Клиф, ты думаешь, он будет возражать, если я отремонтирую коттедж и буду здесь жить?

– Значит, ты решила остаться в Селдоне?