Черт бы его побрал! Если пока мы с ним будет кататься, за мной приедет Гош — станет он меня ждать, или…
Или он вообще не приедет? Собирался бы заехать, позвонил бы.
— Чего замер, Храмовник? — Виктор вопросительно глядел на меня из‑за машины, облокотившись на крышу и все поигрывая ключами. — Или тебе еще и дверцу открыть? А ну лезь, я сказал! Гул‑ляка…
Я вздохнул и полез в машину.
Мотор он не выключал, внутри было жарко, пахло каким‑то восточным маслом — сандаловым? И музыка, как всегда. Очень тихо, чуть громче мотора, но великолепная система держала звук кристально‑чистым и на таком низком уровне. Различимо все, до последней мелочи.
Какой‑то меланхоличный дум. Сначала звуки сливалась в нудную невнятицу, но пока Виктор разворачивался, пока выезжал двориками к шоссе, мелодия раскрылась передо мной. Неспешная, грустная, но — чертовски красивая.
— Что это?
— The Sins of Thy Beloved… Я же тебе давал вроде?
Я пожал плечами. Он мне много чего давал. Все, что они издают и ему сколько‑нибудь нравится, он мне дает. Из этого слушать можно максимум одну десятую. А так, чтобы зацепило, чтобы проникнуться, и того меньше.
— Это их первый, девяносто восьмого… Второй был Побыстрее, но… Нет, не то чтобы плохой. С изюминками, Хотя и иными. Кое‑что даже очень‑очень. Но что‑то потерялось. А потом вразброд пошли и вообще заглохли… Но ты мне зубы не заговаривай, морда рыжая. Ты почему трубку не берешь?
— Кто соглядатаем вызвался, тому и дергаться.
— А‑а, вот оно что… Твоя мстя будет ужасной?
Я отвернулся и стал глядеть в окно, на плывущие ночные улицы. Куда он меня везет, кстати?
Куда‑то на запад. Не к дому Старика. И на том спасибо.
— А прошлой ночью трубку почему не брал?
Я уже открыл рот, да вовремя прикусил язык. Снова уставился за стекло.
Гош сказал, что прошлой ночью Виктор не обязан был следить… но ведь мог?
Мог заезжать. Мог узнать, что я не просто не брал трубку, а меня вообще не было дома. Для того и спрашивает, чтобы на явном вранье поймать?
— Ну так что? — спросил Виктор.
— Гулял.
— М‑м! И прошлой ночью гулял! Это уже интересно… И что же, всю ночь гулял?
— Почти…
Я пытался сообразить, куда он меня везет. Не к Старику и не к себе. Уже окраины города, скоро выезд. Да, куда‑то на запад… Но куда?
За городом он еще прибавил. Машина понеслась по пустынной ночной трассе на полутора сотнях.
— Ну и где же ты гулял почти всю ночь, Храмовник?
Краем глаза я видел его ухмылочку — всегдашнюю его ухмылочку всезнания, что каждый раз выводит меня из себя. Будто знает он что‑то такое, чего мне в жизнь не узнать.
— В лесу, — сказал я.
— В лесу!
Он явно веселился, только я не мог понять, чему.
— А до леса ты как добирался, чудо? Если машина в гараже стояла…
Я глядел на него, пытаясь забраться под маску шута. Он в самом деле проверял гараж? Или блефует? Лучше не рисковать.
— Ножками.
— О, ножками! Так ты, выходит, всю округу тут исходил? М‑м? Целыми ночами тут гулять… Поди каждую сосенку выучил?
Я неопределенно мотнул головой. Понимай как знаешь.
Он свернул с трассы — верст двадцать от города мы уже отмахали. Пока я крутил головой, пытаясь понять, что это за дорога такая темная с обеих сторон, он еще раз свернул.
Какая‑то просека не просека… Машину затрясло. Швыряло из стороны в сторону по разбитой колее, но Виктор упрямо забирался в мокрую темноту, в выскакивающие под свет фар лапы молодых елочек и голые стволы берез.
— А куда мы едем?
— А мы уже приехали. Вылезай.
Я глянул по сторонам. Темнота да невнятные стволы деревьев, ни одного огонька, насколько хватает глаз. Я неуверенно взялся за ручку. Куда он меня привез?
— Эй‑эй! — окликнул меня Виктор. — Рюкзачок‑то прихватывай.
Я взял рюкзак и вылез, пытаясь разглядеть хоть что‑то. Ветер шумел ветвями, дождь застучал по плащу. Я запахнулся покрепче.
— Дверь! — скомандовал Виктор.
Чертов аккуратист… Можно подумать, за те несколько секунд, что дверь распахнута, дождь ему всю машину зальет…
Едва я захлопнул дверцу, тут же тихо щелкнул замок. Через стекло я различил, что он не тянулся к моей дверце. Выходит, блокировал всю машину сразу. Интересно, как он теперь собирается вылезать, не нарушив…
Прошла секунда, прошла вторая, но его силуэт был неподвижен. Он, похоже, и не собирался вылезать из машины. Я подергал ручку, но дверца была заперта. Я не ослышался. Это щелкали замки. Какого черта?
— Эй!
Я постучал в стекло, и оно послушно поехало вниз.
— Ну чего тебе? — сварливо спросил Виктор.
— Так а… — Я мотнул головой назад. В темноту, где ни огонька. — Куда мы…
— Как — куда? Ты же гулять собирался? В лесу? Почти всю ночь? — Он дернул подбородком вверх, требуя от меня подтверждения. Повел рукой: — Лес. Ночь… Вперед! Гуляй не хочу!
— А…
Но стекло уже ехало вверх.
Машина заурчала громче, взвизгнули шины, обдав меня клочьями грязи, и машина пошла назад.
Я стоял, прикрывшись рукой от слепящих фар, а они уползали назад, назад, назад, пока не скрылись за изгибом просеки.
Оказалось, перчатки я забыл дома. Идти с рюкзаком за плечами и руками в карманах неудобно. Махая — холодно. Сплошное мучение.