— Да, Алекс. Не секрет, что я тебя боялась когда-то. Но узнав тебя, я больше не боюсь. Я приняла тебя такого как есть.
— Ты уверена? Даже если я сейчас я превращусь? И занесу, как ты тогда выразилась?.. Занесу над тобой эту ужасную лапу?
— Да, — твёрдо сказала я. — Хочешь, превращайся и пугай меня. Я не боюсь тебя, Алекс.
— Ты права, Аня. Бояться тебе надо не этого, — спокойно ответил Алекс.
— Тогда чего? Скажи.
Алекс опустил глаза, помолчал.
— Знаешь, я даже дотронуться до тебя боюсь, — вдруг сказал он. — Я так долго и сильно мечтал о тебе, представлял, как если бы… — он гулко сглотнул, подняв на меня взгляд. И в нём сейчас был не привычный ледяной холод, а самый настоящий огонь страсти, потому что чернота зрачков затопила собой всю радужку, — …у нас что-то было. Как я дотронулся бы сначала до твоих белоснежных волос, чей цвет похож на яркий лунный свет ночью. Как провёл бы потом пальцем вдоль бровей. Очертил овал. Линию носа, скул. А потом, наконец, добрался до твоих губ, что снятся мне по ночам и сводят с ума долгое время…
Алекс только говорил, а я вся горела, словно чувствовала его прикосновения. Но он опомнился, оборвал.
— Знаешь, мне иногда казалось, что я схожу с ума. Путал бред и явь. В моих фантазиях ты была моей. Я занимался с тобой любовью много раз. Я перецеловал каждый кусочек твоего тела миллионы раз. Мне кажется, если я дотронусь до тебя, то получу разрыв сердца от нахлынувших чувств. От счастья, что, наконец, все мои фантазии и мечты стали явью. И я не смогу остановиться, понимаешь? Я никогда уже тебя не отпущу. Не смогу. И я постараюсь держаться от тебя подальше как только можно дольше.
Алекс снова заложил руки в карманы, демонстрируя свои намерения.
— Я и так не удержался. Стал Алексом Боровским и предстал перед твоими очами. Слишком хотел знать, как ты отреагируешь на меня. И каждый раз, расставаясь с тобой, я потом жалею и корю себя за это. И каждый раз, когда вижу тебя и ловлю ответный взгляд и улыбку, возношусь на небеса.
— Алекс… — подалась я к нему.
Но он резко отпрянул и остановил меня жестом.
— Мои чувства, Аня, не имеют никакого отношения к твоему счастью. И это ты должна понять. Посмотри, — задрал Алекс одну брючину, — что ты видишь?
— Ногу, — ответила я, не понимая, и даже нашла в себе силы сострить: — Мужскую, волосатую.
— Ногу, — подтвердил Алекс. — Проблема в том, что мне её оторвало взрывом гранаты в сентябре 1941 года.
Я ошарашенно уставилась на обычную, нормальную ногу Алекса.
— Это как-то связано с тем, что ты не обычный оборотень, а мутант? — предположила я.
— Да, — подтвердил Алекс.
— Сколько тебе лет, Алекс?
Алекс затравленно сглотнул. Но поскольку у нас сегодня был день признаний, он ответил:
— Чуть больше двухсот. И я бессмертный, Аня. В этом проблема.
— Ты получился от союза оборотня и Исцеляющей? — выдвинула я свою догадку, которая долгое время зрела в моей голове. — Были такие союзы?
— Были. Редко, но были. Запретный плод сладок, Аня. Об этом писал ещё Шекспир: нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте…
— Твои родители любили друг друга?
— Да, я плод такой любви.
Мысли роем закружились в голове. Вот почему он мутант, вот почему он такой. Значит, вот что родилось от силы двух кланов, с одной стороны болезнь, с другой излечение, а вместе дало почему-то мутацию.
— Но почему же ты не родился обычным, излеченным? — поразилась я. — Ведь по логике…
— По логике, кровь матери должна была излечить кровь отца. Да. И они так думали. Что ребёнок родится обычным. Тем более что мать уже излечила моего отца. То есть, говоря современным языком, его необычный ДНК уже был изменён и не должен был наследоваться.
— Ну да, — удивлённо согласилась я.
— А получился я, — нерадостно усмехнулся он.
— Значит, произошла какая-то мутация. Возможно на стадии исцеления твоего отца. Возможно, он не совсем излечился. В нашем понимании. Просто те клетки забились или мутировали во что-то другое…
— Да, возможно, — кивнул он.
— У тебя было больше моего времени подумать на эту тему. Какие твои предположения?
— Я не учёный. Конечно, я заинтересован в исследованиях на эту тему, и у меня есть несколько версий. Одна из них та, что ты высказала. Но, знаешь, есть риск навсегда превратиться в подопытного кролика и превратить свою жизнь в погоню за выяснением этого феномена. И между тем, ничего не добиться. А я двести лет привыкал к себе такому, какой есть. И старался полюбить и принять себя такого.
— Да, конечно, извини, — я отвела глаза. — Ты прав. Это мне легко рассуждать. Поэтому ты был уверен, что моя кровь не подействует, да?