Шаг вперёд, два шага назад (СИ)

Но эти слова, к сожалению, не относились к ним. Ирина не захотела лететь домой на роды. Рожала со своей гуру домашними родами. Роды были тяжёлыми, сложными и длительными. Произошла отслойка плаценты и у роженицы началось кровотечение. Ирина попала в реанимацию, но её жизни ничего не угрожало. А вот слабый ребёнок подхватил лихорадку Денге, которая в Таиланде является одной из главных причин детской смертности. Андрей не стал оставлять ребёнка в тайской больнице, а срочно переправил его экстренной медицинской перевозкой сюда, к врачам, которых знал и доверял.

Состояние малыша было серьёзным, и шансов выжить у него было немного. Я вспомнила слова Ольги, и поняла, что она имела в виду. Помочь мог только Алекс со своей исцеляющей способностью крови.

«Алекс, ты так нужен сейчас! — в отчаянии набирала я ему сообщение, понимая, что мои мольбы безуспешны. — Малыш Ирины и Андрея при смерти, ему можешь помочь только ты! Где ты, Алекс, когда ты так нужен?»

Я проводила время в больнице, понимая, что это самое малое, что я могу сделать для Ирины, которая даже не могла быть сейчас рядом с умирающим ребёнком.

— Сейчас ненадолго заскочит Стас. Если не хочешь с ним встретиться, можешь, пока сходить перекусить в кафе, — подошёл ко мне бледный и нервный Андрей.

— Да, спасибо. Напишешь, когда он уйдёт.

— Напишу. Я с ним тоже отойду в кафе на первом этаже кофе попить.

Когда я сидела попивала кофе, ожидая сообщения Андрея, раздался звонок от него.

— Аня! Аня! Это невероятно! Серёже стало лучше! Он выздоравливает на глазах! Это какое-то чудо, Аня!! Стоило только отойти, а тут такое! — орал вовсю мощь в трубку Андрей.

— Что?..

Алекс?!

Алекс! Я побежала к больнице, выискивая глазами знакомую фигуру.

Я догнала его уже, когда он поворачивал за угол.

— Алекс! Алекс, стой! Стой, кому сказала, — разозлилась я.

Он неохотно повернулся. И я разглядывала незнакомого и такого родного мужчину. На лице его читалось сомнение, и я не дала ему ни единого шанса:

— Алекс, если ты сейчас скажешь, девушка, вы ошиблись и что-то в таком духе, я не знаю, что с тобой сделаю! Или уйду навсегда или убью сама или ещё что-нибудь такое же страшное!

— Как узнала? Опять по глазам? — тяжело вздохнул он, сдаваясь.

— И по ним тоже. Я тебя теперь всегда узнаю, в любом обличье. Это твоё настоящее лицо? Или опять чья-то личина?

— Моё.

Я разглядывала незнакомое лицо любимого человека. Знакомилась заново. Он не был похож на Алекса Боровского. И тем не менее, что-то от него осталось. Потому что им был он. Неуловимая мимика, наклон головы, взгляд исподлобья. Манера сжимать челюсть, когда чем-то недоволен. Из таких узнаваемых мелочей и складывается узнавание и признание как «своего».

Светлые волосы, бледная кожа. Черты лица правильные и вместе с тем, какие-то обычные. Ничем не примечательное лицо, взгляд на нём не остановится, пройдёшь мимо и не заметишь и не запомнишь. И вместе с тем, чем больше в такое лицо вглядываешься, тем больше понимаешь, что оно какое-то родное и по-своему красивое. Не яркой красотой, что бросается в глаза. А как в своё время написал мне Алекс: «красота бывает разной: твоя — как прохладный источник в жаркой пустыне, из него хочется пить вечно».

Только опять пугали на этом лице безжизненные глаза, словно покрытые льдом. В последнее время эта корка льда таяла и из-под неё выглянуло что-то человеческое. Я немало к этому усилий приложила. И как будто всё напрасно.

Я почувствовала бессилие, отчаяние и страх. Неужели опять всё с начала? Хватит ли мне сил и мужества ещё на один раз? Именно поэтому я вела себя нарочито дерзко и бесстрашно. Потому что боялась. Боялась его равнодушия, скрытности. Что он опять залез в свой панцирь, как улитка, и у меня не получится выковырять его оттуда снова.

Его взгляд был больной, усталый, словно вечность смотрела на меня через его глаза и говорила — зачем ты беспокоишь меня, жалкое существо, со своими пустячными проблемами, неужели ты не понимаешь, что ты никто по сравнению со мной. И как смеешь ты отвлекать меня от моего спокойного равномерного течения бесконечности?

Да, ответила я. Я буду тебя дёргать, я буду тебя терзать, только для того, чтобы убрать эти апатию и бездушие, которое поселила в тебе вечность. Я буду тем насекомым, которое жужжит над ухом, надоедая и не давая расслабиться и уйти в нирвану, напоминая, что ты живой человек, с чувствами и эмоциями. Ты можешь и должен любить и привязываться.

— Ну, приятно познакомиться, Алекс. Я Аня, — нервно пошутила я. — Ты неважно выглядишь.

— Блин, Аня, я только что перенёс лихорадку Денге, ещё бы! У меня ноги подкашиваются.

— Тогда пойдём.

— Куда? — напрягся Алекс. А следом и я.

— Для начала, присядем, — кивнула я в сторону скамеек в больничном сквере.

— Как ты узнал? — задала я вопрос, когда мы присели на самую отдалённую скамейку под раскидистым кустом сирени.

— Из твоего сообщения, — хмыкнул он.

Я достала телефон. Посмотрела переписку. Все сообщения оставались непрочитанными.

— Как? — спросила я.

— Все сообщения переадресовывались на другой номер, — нехотя признался он и отвёл глаза.