Шаг за порог (СИ)

– Он, может, и сдался, а я – нет, – швырнув на пол ятаган, Тимур шагнул к ней и взял за плечи. Настя дернулась, попытавшись отстраниться, но Тагаев держал крепко. – И ты не смей! – заглянув ей в лицо, потребовал юноша. – Не смей, ясно?!

– Я устала… – пробормотала она, разом обмякнув в его руках. – Устала бояться. Устала ждать неизбежного… Прости, что мучаю тебя… Иди. Иди, выкинь из форта всех негодяев – и возвращайся…

– Умница, – натужно улыбнулся Тагаев, подаваясь вперед, чтобы ее поцеловать, но внезапно глаза его широко распахнулись, и он отшатнулся.

– Что? – внутри у Насти разом все оборвалось. Руки сами собой метнулась к пылающему лицу, пальцы безошибочно нащупали на щеке крохотную язвочку. – Началось, да?

Тимур прошептал что-то нечленораздельное.

Рядом с первой язвочкой, прямо под подушечкой Настиного безымянного пальца, уже возникла другая, третья выскочила на тыльной стороне ладони…

– Началось… – выговорила она, с трудом ворочая немеющим языком. Страха, как ни странно, не было – лишь ледяная, бездонная тьма внутри. – Ну что же, давай, – решительно подняла Настя глаза на застывшего в ужасе Тагаева. – Дава-а-а-а-а-а! – в грудь ей будто ввинтился гигантский штопор, и речь оборвалась, сменившись истошным воплем. Воплем невиданной, нечеловеческой боли.

6.

Планета Новая Земля, форт Виктория, Порог

Тимур исчез из поля ее зрения вместе со стеной, в которую уперся, попятившись – теперь перед Настиными глазами был лишь ровный серый потолок, и проблеском сознания девушка поняла, что упала на спину. Огромный невидимый бур продолжал немилосердно терзать ее грудь, разрывая в клочья легкие, еще один, такой же, вонзился в живот и теперь наматывал на винт кишки, руки и ноги испепелял огонь, в глотке плескалась кипящая кислота, мозг то сжимался до размера булавочной головки, то, взрываясь, расширялся до границ Вселенной.

«А что, у Вселенной есть границы?» – процарапалась сквозь редуты боли нелепая мысль.

«У твоей есть», – не замедлил прийти ответ. Именно прийти – извне.

«Ты кто? – машинально спросила Настя – не голосом, им она более не владела, исторгаемые крики существовали ныне сами по себе, она – сама по себе. – Смерть, да?» Терри Пратчетта Настя читала – в его мире такой разговор был бы уместен. Вот только разве по всем канонам со смертью не должна прекратиться боль?

«Жизнь, – не подтвердилась ее догадка. – И если не хочешь, чтобы она все-таки обернулась смертью, – вспоминай!»

«Что вспоминать?» – не поняла девушка.

«Что хочешь. Вернее, что сможешь. Вспоминай, или боль убьет тебя!»

«Она уже убила меня! Точнее, это ты меня убил!» – осознала она внезапно, кто таков ее собеседник.

«Вот-вот, умница, вспоминай! – похвалил ее трутень. – Это трудно, я знаю. Но другого пути нет!»

«Пути… Куда?»

«За Порог. В новую жизнь.»

«Мне и в старой было неплохо!»

«Настолько неплохо, что даже нечего вспомнить?»

«Мне есть что вспомнить! Но все это – не для тебя! Моим было, со мной и умрет!» – упрямство было присуще ей при жизни – почему теперь должно стать иначе?

«Хорошо, я ухожу, – и не подумал спорить трутень. – Пусть твое останется твоим. Но пусть только оно будет, это твое. Иначе боль, что ты сейчас терпишь, окажется бесплодна…»

Он и правда ушел – в том месте, если, конечно, это вообще можно назвать местом, где миг назад присутствовал трутень, разом возникла звенящая пустота, тут же, впрочем, заполнившаяся болью. Но прежде, чем та сделалась всеобъемлющей (и возврата из нее уже не было бы – это последнее, что успела понять Настя), наконец, пришли воспоминания.

Они сыпались калейдоскопом, толкались локтями, словно толпа шаловливых детей, торопящихся пройти через узкую дверь в комнату с новогодними подарками. Возникали – и тут же исчезали, сменяясь другими, но каждое, нужно отдать им должное, хоть по щепотке, но отщипывало от ненавистной боли.