Шаг за шагом

— Мамаше некогда работать на сторону, надо братьев обшивать, так я работаю кое-что, беру заказы, белье шью…

— И много вы таким образом зарабатываете — в месяц, например?

— Когда рублей десять, а когда и меньше; работы мало, а я-то готова и день и ночь работать…

Светлов мельком взглянул на сестру и заметил у нее легкую красноту вокруг глаз.

— Неблагодарная работа, Анюта, — сказал он сосредоточенно.

— Паша еще немного помогает: он в лавке шесть рублей жалованья берет: когда рубль, когда два уделит мамаше, — заметила тихо Анюта.

— Да, но ведь это, по вашей семье, как капля в море.

— И еще у нас помощник есть, — сказала девушка, грустно улыбнувшись, — Алеша. Он пока дома живет, в школу у меня приготовляется, так вот по утрам и ходит синиц ловить западней. Он их продает, а деньги мамаше приносит. У него страсть ловить птичек.

— А сколько лет этому помощнику? — спросил Александр Васильич, тоже грустно улыбнувшись.

— Восьмой год недавно пошел.

Светлов задумался.

— А знаете, Анюта, — сказал он через минуту, смотря ей прямо в глаза, — я все-таки очень рад за вас, и именно за вас…

Девушка посмотрела на него в недоумении.

— Видите ли, в чем дело, Анюта: я нахожу вас теперь такой, какой желал бы вас видеть, хотя и не предполагал, что такой именно вас и встречу…

— Это как? — удивилась она.

— Я хочу сказать: живи бы вы лучше, вы были бы хуже. Оно кажется странно как будто, а между тем — верно, если вдуматься глубже в ваше положение.

— Значит, лучше жить — худо? — спросила она, недоумевая по-прежнему.

— Как вам сказать, Анюта? Для вас, по-моему, лучше… так пожить… на некоторое время, разумеется.

— Я вас не понимаю, — сказала она.

— Сейчас поймете. У нас, видите ли, школа не дает правильных понятий о жизни, не подготовляет к ней, и потому большей части из нас приходится брать уроки непосредственно у самой жизни. Чем раньше придут эти суровые уроки, тем лучше для человека, который из школы вынес одну только ненужную дребедень. Вот хоть вы, например, скажем. Я уверен, что вы ровно ничего не вынесли из вашего института, кроме нескольких красиво сшитых тетрадок, где на полях, я думаю, и теперь еще можно прочесть разные надписи вроде: «Ах, какой он душка!», «Божество!», если только они у вас сохранились. Ну, скажите, не правда ли?

Девушка кротко улыбнулась, но она была вся — внимание.

— Ведь знаний положительных вы никаких оттуда не вынесли, — продолжал Светлов, заметно увлекаясь. — Я даже смею думать, что вы до сих пор не умеете писать правильно по-русски; по крайней мере я так сужу отчасти по моей сестре, — а это еще не бог знает что; да, говоря строго, это совсем и не положительное знание. Если же вы и такого-то знания оттуда не вынесли, так что же вы вынесли после этого? Разумеется, ровно ничего или почти ничего. А между тем там уж успели натолкать в вашу голову всякую ненужную дребедень, разные понятия, от которых развитые люди открещиваются потом и руками и ногами всю свою жизнь. И вот представьте, что, выйдя из института, вы поступили бы в так называемую «приличную обстановку», с полным довольством. Так бы у вас и не составилось никогда понятия о требованиях настоящей, действительной жизни, а не той, потребности которой выражаются в институтах деланием глубоких книксенов да сшиванием тетрадок розовыми ленточками. Вышли бы вы потом не менее «прилично» замуж, в полной уверенности, что и всем так же хорошо живется на свете, как и вам. Может быть, со временем, вам и пришлось бы узнать настоящую жизнь, зайти в ее дебри; но тогда она, по всей вероятности, сломала бы вас, а не исправила. Теперь вам легче дастся это знание: вы еще молоды, еще поборетесь, сил у вас хватит, а там, глядишь, как-нибудь и ясные дни проглянут…

Девушка с глубоким вниманием слушала эту горячую, совсем еще новую для нее речь. Ее мыслящая головка хотя и не все поняла из того, что теперь говорилось, но ею инстинктивно сознавалась правда высказанного.

— Я никогда об этом не думала, — сказала Анюта задумчиво.

— И тогда, даже при самой лучшей обстановке. — продолжал с жаром Светлов, — вам не покажется, Анюта, ни странной, ни смешной какая-нибудь другая бедная девушка, штопающая брючки своим маленьким братьям…

— Да, это правда, — заметила она еще задумчивее, чувствуя в эту минуту большую симпатию и доверие к Светлову.

— Главное, Анюта, надо помнить, что в жизни все берется с боя; даром ничего хорошего она не даст. Правда, иногда, по-видимому, дуракам и валит счастье, только ведь какое же это счастье? От такого счастья истинно развитый человек за тридевять земель бежит!..

— Я иногда много думаю обо всем, но мне все кажется, что я ошибаюсь; посоветоваться не с кем, мамаше не до того, да она как-то и не соглашается со мной, — сказала Анюта, не смотря на Светлова и как бы говоря сама с собой.

— Ну, вот, теперь мы будем вместе советоваться, — молвил Александр Васильич, переходя в более веселый тон, — только, вперед, одно условие: полнейшая искренность с обеих сторон. Не так ли?

Он протянул ей обе руки.