Шагай, пехота!

— Лихоман, — вмешался я, — прекратите разговоры! Еще раз вам повторяю: надо верить в победу, нот сломим фашистов, может, и до Берлина еще дойдем!

Стоят вокруг меня красноармейцы, помалкивают, а в глазах у каждого вижу тот же самый вопрос, что и у Лихомана. А я разве не той же заботой живу? Мой отчий край, Украину, уже топчет враг копаным сапогом, утюжит хлебные нивы танками. И родные мои там, по ту сторону фронта. Так что же я, командир Красной Армии, буду от этого паниковать, раскисать? Никогда! Я знаю: победа приходит только к тем, кто сможет направить свою волю и все силы на святое дело борьбы с фашистскими оккупантами. От собранности силы утроятся, а помноженные на ненависть к врагу, они удесятерятся. И если товарищ Сталин говорит: «Наше дело правое, враг будет разбит», то мое понимание правоты и справедливости — это, прежде всего, убежденность в неодолимости дела, которое начато Великим Октябрем… Понимаешь ли ты, товарищ Лихоман? Что ты за человек такой? Ведь не похож на паникера или провокатора…

Эти свои мысли я и высказал пулеметчикам, а закончил так:

— Вот вы, Лихоман, говорите «немец докатит». Что он, так свободно и катит? Нет ведь. С первого дня Красная Армия обороняется стойко. Вы посмотрите: под Смоленском фашистов на два месяца задержали, Севастополь геройски стоит. И чем дальше, тем сильнее будут наши удары. Мы ведь еще пока учимся воевать по-настоящему. Давайте, товарищи, — я повернулся уже ко всем, — не гадать о том, придет немец в Ставрополье или нет, а учиться воевать. Проку больше будет. Между прочим, фашиста можно бить, он только объявил себя непобедимым, а на деле драпает, ежели его прижать…

Я заметил, что вроде бы спало напряжение в нашем разговоре. А пулеметчик тот, земляк Лихомана, толкнул его плечом:

— Ну, Данила Ильич, как говорится, живы будем не помрем. А помрем, то по-геройски. И чего ты прилип к товарищу лейтенанту со своими вопросами? У него же забота научить каждого спой маневр понимать, чтоб тебя завтра не пристукнули по глупости. Уразумел? Ты бы вместо того, чтобы ныть, попросил бы товарища лейтенанта рассказать, как немца бьют. Он ведь уже воевал и даже ранение имеет.

Рассказал я бойцам о своих первых боях. И как будто заново пережил я в те минуты и трепетное ожидание схватки с врагом, и ощутил едко-кислый запах накрывшего мой окоп дыма от разрыва немецкого снаряда, и увидел искореженную сорокапятку… И хоть на фронте пробыл я недолго, впечатления о войне вошли уже в меня глубоко. Вошли и страхом перед пикирующим на тебя «мессером», перед прущим прямо на хрупкий бруствер твоей траншеи гремящим танком. И еще они обернулись во мне ненавистью к гитлеровцам, которые, прикрываясь броней, топчут нашу землю, жгут города и села, убивают, пытают, насилуют матерей и сестер моих — русских, украинцев, белорусов и других советских людей. За что? За то, что жили мы по своему, советскому укладу — без помещиков, капиталистов, других эксплуататоров? Что создали еще небывалое на земле общество свободного труда и веры в высокий разум человека? Что любим этот созданный нами мир социализма?..

* * *

Одним из первых моих знакомых в полку стал командир 2-й стрелковой роты старший лейтенант Петр Васильевич Кирьянов. Он был почти на 20 лет старше меня, и седина уже успела посеребрить его голову. Во время гражданской войны Кирьяков возглавлял отряд красных десантников на бронепоезде, воевал на польском фронте, громил белые банды на Дону, Кубани, Ставрополье, потом работал на командных должностях и ВЧК и ОГПУ.

Живой, общительный крепыш, Петр Васильевич сразу вызывал симпатии у людей. Любил и умел он рассказывать о прожитом, о боевых друзьях, с кем довелось ему сражаться на фронтах гражданской войны, охотно делился воспоминаниями о встречах с Сергеем Мироновичем Кировым, вместе с которым ему довелось воевать на Северном Кавказе.

Политруком этой роты был Виктор Иванович Дудников, моложавый, среднего роста, с непокорным чубом на лбу. Он и командир крепко дружили, были неразлучными, и мне нравилась их товарищеская спайка. Она в условиях войны была особенно ценна и служила добрым примером для других.

Познакомился я также с командирами и политработниками других подразделений: командиром 1-й стрелковой роты лейтенантом Зубаревым, политруком этого подразделения Шестопаловым, командиром 3-й стрелковой лейтенантом Зайцем и политруком Кузнецовым, командиром 5-й стрелковой лейтенантом Бурлием, командиром минометной роты лейтенантом Лещевым… Взводными в полку были назначены выпускники Краснодарского пехотного училища. Все они имели прочную военную подготовку. Многих из них я тоже достаточно хороню узнал.