Со своей одеждой Гарри всегда обращался с мелочной аккуратностью, не допуская на ней ни пятнышка, ни складочки. Щегольски, “с иголочки” одеваться было его неизменным кредо.И уже сам факт, что он запихивал свои вещи как попало, говорил о том, как он спешил поскорее убраться восвояси.Покончив с одеждой, он наведался в ванную комнату, принес оттуда бритвенные принадлежности, свою расческу и зубную щетку, и все это запихнул в боковой отсек сумки.
Инга продолжала сидеть статуэткой на кровати.Он благодарил Бога, что она не царапается, не цепляется за него, не визжит на весь дом - а такое, в его представлениях о ней, отнюдь не исключалось.И, что самое главное, не зовет на подмогу родителей. Он понимал, что после двух с половиной лет жизни в этой, глубоко порядочной семье, хоть и не слишком его жаловавшей, но ни в чем ему не отказывавшей и к тому же безропотно его содержавшей, уйти вот так, как вор - ночью, даже не попрощавшись, недопустимо. Но он боялся объяснений с ними, боялся видящих насквозь глаз отца Инги.
Покончив со сборами, Гарри почти участливо посмотрел на ту, что так опрометчиво, так безоглядно и искренне доверилась ему.
- Не расстраивайся, малыш. Ты еще встретишь своего парня и будешь с ним счастлива. Постарайся вычеркнуть меня из своей жизни. Забудь, как-будто меня и не было вовсе. - Потоптавшись на месте, он подхватил сумку и поспешно вышел. Слабо хлопнула входная дверь. А через минуту послышался шум заводимого мотора.
Не меняя позы и не ложась в постель, Инга так и просидела до утра, будто и впрямь ее насмерть заморозили изнутри и снаружи. Медленно светлело небо, переливая звездную черноту в фиолетово-алые тона. Там, за окном начинался новый день, продолжалась жизнь. А для Инги все кончилось, все остановилось. Ее чувства, ее мысли, ее взгляд были погружены в сплошную, беспросветную черноту.
В комнату заглянула уже одетая Лана.
- Доброе утро. Ты чего сидишь, как истукан? Нам же уже пора выходить.
Она не шевельнулась и ничего не ответила.
- Ин-га! Никак сидя спишь? - Лана зашла в комнату, заглянула в пустые глаза дочери. В ней шевельнулась тревога и дурное предчувствие. Она взяла Ингу за плечо, потормошила. Плечо было неестественно жесткое и холодное.- Господи, да ты вся замерзшая, как льдышка! - всполошилась Лана, ощупывая тело дочери, укутывая ее одеялом. - Как давно ты так сидишь? А где Гарри? Он, что, не приходил ночевать? Да скажи же хоть что-нибудь!
Инга с трудом разжала одеревеневшие губы, хотела ответить матери и не смогла. Лана позвала мужа. Но и вместе они ничего от нее не добились.
- Нужно вызывать врача, - наконец, сказал Левон.- Может позвонить 911? С ней что-то неладное. Как-будто... как-будто... ее паралич разбил. Тьфу! Типун мне на язык!
Лана попыталась растереть тело дочери, а потом осторожно, как куклу, уложила ее в постель и укрыла одеялом до самого подбородка. Принесла горячего чая но Инга не смогла пить.
- Ладно,- удрученно сказала Лана,- иду звонить в Скорую.
- Не надо никуда звонить, - наконец услышала она голос дочери и не узнала его. - Со мной все в порядке. Просто я теперь жена без мужа.
- Как это? С Гарри что-то случилось? Да говори же, не томи!
- Он ушел.
- Куда? На работу?
- Совсем ушел. Навсегда... Я не могу разговаривать. Пожалуйста. Уйдите.
Два дня Лана осталась дома. Инга не притрагивалась ни к еде, ни к питью, уверяя, что просто не в состоянии делать глотательные движения. Левон ходил из угла в угол и не мог ни о чем другом думать кроме дочери.
- Почему мы не звоним Вике? - сказал он жене. - Мне кажется, ее надо вызвать. Она скорее найдет с ней общий язык.
- Подождем еще пару дней. В ее жизни произошла трагедия. Она должна ее пережить. Это не легко и требует времени.
На третий день на работу Лане все же пришлось пойти. Для американцев ничего важнее работы на свете нет, и всё, абсолютно всё приносится ей в жертву. Здесь даже болеть не принято. Болезнь, она, конечно, разрешения не спрашивает. Но на нее находят управу в виде сильно действующих - устраняющих не болезнь, а симптомы - лекарств. Работодателя не пронять никакими, самыми уважительными доводами, даже такими как болезнь ребенка или похороны родственника. Хочешь сохранить за собой место, следуй неукоснительно общим правилам. В UCLA к сотрудникам относились погуманнее, как ни как государственное учреждение.Там по- лагались даже два оплаченных больничных дня в месяц. И все же лучше было не искушать судьбу. Уходя, Лана попросила мужа не спускать глаз с дочери и по возможности не оставлять ее одну.
Заверив отца, что о ней нечего беспокоиться, Инга опять целый день просидела взаперти. Периодически из ее комнаты доносились то истеричные вопли и всхлипывания, то грохот летящих в стену предметов.
Ругая себя, что не сделал этого в самом начале, Левон набрал номер одного из бывших своих доверенных лиц в Ереване и попросил его собрать сведения о некоем Гарегине Сергеевиче Акопове.
Глава 61