Шагай вперед, мой караван... (СИ)

Запершись в своей спальне, родители Инги долго обсуждали создавшееся положение, если только можно назвать обсуждением бурное выплескивание эмоций. Лана давно не видела мужа в таком взвинченном состоянии. Всю жизнь он был для нее образцом выдержки, умения владеть собой.

- Ему это просто так с рук не сойдет. Я буду не я, если не проучу этого мерзавца! - стиснув кулаки, грозился он.- Я сотру его в порошок. Ему не будет житья ни там, ни здесь. Он меня еще плохо знает. Я покажу ему, как затевать подобные игры с моей семьей. Подумать только! Использовать мою дочь в своих гнусных целях! Он у меня будет плакать кровавыми слезами.

Закусив нижнюю губу и сдвинув брови, Лана сосредоточенно молчала. Гнев, оскорбленное самолюбие, боль за дочь боролись в ней с ее собственными жизненными кредо, исключавшими даже помыслы о мести.

- Прежде всего, - наконец проговорила она, - давай решим, следует ли нам открывать глаза Инге на то, что с ней произошло.

- Я бы не стал этого делать.

- Почему?

- Она слишком эмоциональна. Ее реакция может быть непредсказуемой. Боюсь, она окончательно сорвется.

- А я считаю, что правда ей просто необходима. Тут есть психологический момент. Женщине, девушке легче принять то, что ее преднамеренно обманули, чем то, что ее разлюбили и бросили. В первом случае причина кроется в нем одном, во втором - в ее, как она может на всю жизнь вбить себе в голову,ущербности, неполноценности. Я хочу, чтобы моя дочь вошла в мир взрослых личностью самодостаточной.

- Ладно. Убедила. По части женской логики я пас.

Лана постучалась к Инге в комнату. За дверью ответили молчанием. Она повернула ручку, дверь была заперта изнутри. Сердце ее упало и учащенно заколотилось “Господи! Не натворила бы чего.”

- Инга! Девочка моя! Открой, пожалуйста. Это мама, - пропела она ласково, совсем как козлиха из сказки “Волк и семеро козлят”.

Замок щелкнул, но и только. Лана сама открыла дверь. Инга уже снова сидела на растерзанной постели, нечесанная, неодетая, зареванная. Лана молча опустилась в кресло, осуждающе глядя на дочь.

- Что, не нравлюсь? - со злой нервозностью огрызнулась Инга. - А я никому не нравлюсь. До меня никому нет дела.

- А ну-ка соберись немедленно! Размазня!

От неожиданности Инга вздрогнула, удивленно уставившись на мать.

- Сидишь тут, как лахудра, и умираешь от жалости к самой себе. Смотреть тошно.

Инга даже дар речи потеряла. Впервые в жизни она слышала, чтобы мать разговаривала с ней подобным образом.

- А кто виноват-то во всей этой истории? - продолжала наступление Лана.- Я? Отец? Где были твои глаза, твое женское чутье, когда этот дешевый аферист играл тобою, как кошка с мышкой? Тогда тебе, небось, казалось, что ты умнее всех. Ведь ты даже не подумала, что сделаешь родителям больно, что ставишь под удар всех нас, когда, никого не спросив, отправилась с первым попавшимся на твоем пути проходимцем в Лас Вегас расписываться, а потом, как снег на голову, привела его в дом, посадила нам на шею и меня же заставила его обслуживать. А теперь сидишь тут, черт знает, в каком виде и винишь в своих невзгодах весь мир.

Казалось, этот холодный душ материнских обвинений подействовал на Ингу отрезвляюще. Из разъяренного зверька она разом превратилась в маленькую, беззащитную девочку, ищущую у матери сочувствия и прощения.

- Мама, разве ты не понимаешь, - прохныкала она,- я самый несчастный человек на свете. Я не хочу больше жить.

- Хорошо. Давай разберемся, - уже совсем другим - дружеским, тоном заговорила Лана. - Ты все еще любишь его?

- Да. Да, да! Я люблю его! Но ты не волнуйся,- поспешила добавить она, - это пройдет. Наверное мне нужно время...

- Не нужно тебе время. Если долго лежать лицом в грязи, можно и захлебнуться. Одного я не могу понять, как ты могла полюбить такого негодяя. Неужели тебе безразличны моральные качества человека, которого ты впускаешь в свое сердце, в свой дом, в свою постель?

- Зачем ты так о нем! - снова вскинулась Инга. - Аферист, проходимец, негодяй. За что? Если я не смогла быть такой, какой он хотел меня видеть, значит, это моя вина, а не его. Значит, меня не за что любить и я ничего из себя не представляю...

- Ты все сказала? А теперь слушай, что я тебе скажу. Твой Гарри никогда тебя не любил. Он лишь использовал тебя в своих целях. И не потому, что ты плохая, а потому что он заранее составил себе план действий.

- С чего ты взяла? - Инга побледнела.

- Котенок мой, он был уже женат, когда повез тебя расписываться в Лас Вегас. В Ереване у него жена и ребенок, которых он и не собирался оставлять.

Инга раскрыла рот, да так и осталась сидеть, оторопело глядя на мать снова округлившимися, немигающими глазами.

- Не может такого быть! - наконец выговорила она, мотая головой, словно пытаясь отогнать от себя жужжащий пчелиный рой. - Я не верю. Ты нарочно так говоришь, чтобы заставить меня забыть о нем.