Шагай вперед, мой караван... (СИ)

Она взяла наполненную молоком соску и пощекотала ею нос детеныша. Но он не променял тепло ее колен на предложенный корм, даже глаз не открыл. Вика гладила его, чесала за круглым ушком. От этой ласки малыш совсем расквасился, засопел, а на носу повисла прозрачная капелька.

- Ну что мне с ним делать, а? - обратилась она за помощью к Сэму. - Я на съемки опаздываю. А он меня не отпускает.

Сэм присел рядом и потянул к себе голову малыша. Сопротивляясь, тот напряг шею, часто, сердито задышал и вдруг смешно и хрипло рявкнул на Сэма. Так взрослые самцы отгоняют от своего гарема чужаков.Все вокруг покатились со смеху.

- Ну-у, леди, кажется это серьезно. Вы покорили сердце морского льва! - прокомментировал ситуацию Сэм.

- Он по матери скучает. Ему хочется зарыться носом в теплой шерсти ее брюшка и уснуть...

- Так за чем дело стало? Подставь своё.

- Скольким сразу? - оценив юмор, не обиделась Вика.- Их тут тысячи - беззащитных, брошенных сирот.

- Вот мы их сейчас пытаемся спасти, - задумчиво проговорил Сэм.- Смотри, сколько нас. От волонтеров отбоя нет. Из соски кормим, сюсюкаем. А в начале прошлого века на этих самых берегах люди убивали их тысячами, чтобы приготовить из их кожи масло и клей. Ты, например, знаешь, что морские львы - одни из самых умных животных на Земле? У них феноменальная память. Про самку Рио слышала?

Вика отрицательно покачала головой, продолжая поглаживать уснувшего на ее колене малыша.

- В 1991 году в Калифорнийском университете Санта-Круз с этой самкой проводились довольно сложные эксперименты. Ей показывали карточки с разными изображениями. Рио должна была выбрать из них две одинаковые, за что тут же получала вознаграждение. Очень скоро она научилась делать это безошибочно. Она даже отличала букву от цифры. Но, знаешь, что самое удивительное? Когда 10 лет спустя решили повторить с ней тот же эксперимент, оказалось, что она ничего не забыла.

- Вот это да! - поразилась Вика. - По-моему даже человек на такое не способен.

- В том-то и дело. Мы явно недооцениваем наших соседей по планете, считая, что умнее и лучше нас нет и не может быть никого.

- А главное - добрее. - Вика мрачно усмехнулась.- Показать бы этим жалостливым спасателям, ну хотя бы по телевидению, как на бойнях, ради их стола, ежедневно тысячами забивают животных. Показать бы крупным планом их умные, потрясающе красивые, кроткие глаза. И как они, чувствуя вокруг себя запах смерти, теряют голову от страха прежде, чем потерять ее от ножа.

- А сама-то ты ешь мясо? - поинтересовался Сэм.

- С тринадцати лет не брала в рот ни кусочка.

- А я ем, - виновато признался Сэм.

- Ты просто еще не созрел. Но ты обязательно откажешься от него, - убежденно заверила его Вика и, бросив взгляд на часы, заторопилась. - Ну все. Я побежала. Будь другом, проследи, чтобы все наши сели в автобус. А я возьму такси. Опаздываю по-черному.

Глава 43

Если раньше Давиду удавалось быть с Пегги неизмено ровным и доброжелательным, закрывать глаза на то, что ему не нравилось, то теперь их отношения окончательно зашли в тупик.Он не мог простить ей ее полного безразличия к быту, отсутствия женской руки в их по-прежнему - несмотря на новые стены и новую мебель - неуютном, холодном доме, куда он каждый раз насильно заставлял себя возвращаться. Он не мог простить ей, что она нарушила их договор - не заводить ребенка без обоюдного согласия. И он не мог простить ей главного - своего разрыва с Кариной, вносившей тепло и смысл в его, заполненную лишь скучными обязанностями, жизнь.

Пегги конечно же чувствовала отношение Давида к себе, поскольку они теперь почти не виделись. Он приходил домой только спать.Если раньше он находил отдушину в семье родителей, забегая к ним - с Пегги или в одиночку - при каждом удобном случае, то теперь, из-за стойкой неприязни к мужу сестры, который, казалось, постоянно там торчал, вынужден был отказывать себе и в этом, появляясь у родителей лишь по необходимости. И потому все свое время, а иными словами - всю свою жизнь, Давид отдавал работе, которая грела его карман, но и только. Ни о каком моральном удовлетворении от такой работы, разумеется, не могло быть и речи. Его окружали грубые материалы, грубые люди, грубые отношения, не требующие даже символического участия души. А что же делать с душой? С хиреющими в бездействии чувствами? С не реализованными духовными потребностями? Глядя на себя как бы со стороны, он видел, что с каждым прожитым днем все больше деградирует, превращаясь в робота, в раба своего бизнеса.

После той ночи, проведенной в вене, и финального разговора в кампусе университета он не сделал больше ни одной попытки увидеться с Кариной, приняв ее решение как данность, как неизбежность. Беременность Пегги становилась день ото дня заметнее, а это значило, что отцовство его не за горами, что он обязан был настроить себя на новый семейный лад. Более того, ему предстояло узаконить их отношения с Пегги, чтобы девочка (а они уже знали наверняка, что будет именно девочка), родившись, получила фамилию отца.