Шагая по пустыне…

На следующий день рано утром мы уже вышагиваем по чистому прохладному песку к вершине Поющей горы мимо стройного белого саксаула, длинных, по десятку метров, корней растений, обнаженных ветром. Чистый, бархатистый, без единой соринки, с мелкой ажурной рябью песок еще не тронут ветром. Он весь истоптан многочисленными ночными жителями пустыни. Следы всюду, всякие: маленькие нежные узоры — строчки жуков-чернотелок, причудливые зигзаги перебежек тушканчиков, ровные цепочки осторожной поступи лисицы, отпечатки копытец джейранов, беспорядочные поскоки зайца, еще следы, разные, непонятные, загадочные.

По чистому песку хочется пройтись босиком, и мы сбрасываем обувь. На солнечной стороне ноги ощущают ласковое тепло, на теневой — приятный холодок.

Из-под куста джузгуна выскакивает песчаная круглоголовка, отбегает вперед, останавливается, внимательно рассматривает нас, презабавно скручивая и развертывая свой длинный тонкий сигнальный хвостик.

Какие-то две крупные черно-желтые осы вьются над нами, ни на секунду не отлучаются, не отстают. Что им надо? Да это бембексы, известные истребители слепней! Они отправились в путь с нами в надежде добыть поживу. Но слепней нет, и бедные осы попусту и так щедро тратят свои силы.

Начинается подъем на самую высокую часть Калкана. Балансируя руками и стараясь не оступиться, мы идем вереницей след в след по вершине горы, острой, как хребет навеки замершего гигантского ящера. Чем выше, тем шире горизонт и ясней синие дали гор со снежными пиками над жаркой и сухой коричневой пустыней, прорезанной узкой полоской реки Или.

На нашем пути, по самому коньку горы, тянутся следы тушканчика, ящерицы и лисы. Животные, быть может, так же, как и мы, пришли пробежаться по самому верху гигантской туши горы.

Чистый ровный песок, необъятные дали и чувство простора, будто полета над землей — странное ощущение! Песок течет из-под ног вниз струйками, слегка завывая и вибрируя. Наш спаниель Зорька не в меру резва, носится по горе. Наверное, журчащий песок ей чудится чем-то похожим на воду, и она хватает его полный рот, пробует на вкус. Вот чудачка!

Впереди и, как мы сразу не заметили, по острому хребту горы перебежками все время мчится наша знакомая — песчаная круглоголовка. Остановится и настороженно глядит на нас из-за гребня бархана внимательным немигающим глазом, будто силится понять, кто мы такие, невиданные посетители голого песка, дневного зноя и ночной прохлады. Я крадусь к ящерице с киноаппаратом. Животное быстро понимает мои намерения по-своему, пугается и, метнувшись вниз молнией, исчезает, тонет в песке, оставляя четкий и предательский след погружения. Мы трогаем концом сачка песок в том месте, где кончается след, он взрывается облачком, из облачка выскакивает ящерица и, напуганная, несется вниз в сопровождении возбужденной преследованием собаки.

Царство голого песка — край погибели для многих насекомых-путешественников. Вот странные извилистые валики — следы подземных ходов. Нетрудно проследить их путь. В одном из концов извилистой полоски в песке блестящая белая личинка жука-чернотелки. Для него эта ночь была последней в жизни. В бесконечном бархане нигде нет поживы — корней растений — и обессиленное насекомое погибло, истощив силы. Лежит на песке мертвый со скрюченными ногами фиолетово-коричневый жук-навозник. Валяются жужелица, клоп-черепашка, синяя муха, крохотная цикадка. Многие попали сюда на крыльях и, упав на раскаленный песок, погибли от нестерпимого жара, другие — пешком, и тоже не нашли сил выбраться из этого мира голодной песчаной пустыни.

За нами по прежнему неотступно летят две осы-бембексы в надежде добыть слепней, и мне жалко их, неудачников. Легко перелетают через Калканы желтый махаон, бабочка-белянка, какой-то большой и стремительный жук. Светлая, как песок, почти белая, оса летает над поверхностью горы и что-то ищет. Скачет маленькая кобылочка-песчаночка, но, завидев нас, закапывается, выглядывая наружу только одной головой и спинкой. Откуда-то снизу прилетает черная, как смоль, большая муха и пытается назойливо усесться на брови. Она заметила сверкающие капельки пота и, страдая от жажды, намерена их выпить. Как ей не жарко в такой темной одежде!

А солнце уже высоко поднялось над Калканами, и синяя дымка испарений затянула далекие горы. С каждой минутой горячей песок. Уже нельзя идти по самому гребню, так как на солнечной стороне он жжет ступни ног.

Вот и главная вершина. Пора начинать спуск. Мы садимся и катимся вниз вместе с лавиной поющего песка. Гора начинает реветь и содрогаться мелкой дрожью. Мне с киноаппаратом нельзя присоединиться ко всем из-за боязни засорить механизм песком. Песок обжигает ноги, он нестерпимо горяч, а ботинки мои уже внизу у товарища. Несколько минут мучительных прыжков под аккомпанемент ревущей горы, и я с облегчением падаю в спасительную тень кустика саксаула. Здесь уже лежит наша Зорька. Ей тоже досталось.