Шагал

Произведения

ПОКОЙНИК

Однажды ранним утром, еще до зари, под нашими окнами раздались крики. При слабом свете фонаря я еле разглядел бегущую по пустым улицам женщину. Она размахивала руками, рыдала, заклинала, чтобы кто-нибудь - а все еще спали - спас ее мужа <."> и бежала дальше. <".> Каждый что-то говорил, советовал, кто- то растирал больному руки и натужно дышащую грудь. Камфарой, спиртом, уксусом. Поднялся стон и плач. Но самые умудренные, все повидавшие старики выводят женщин, не спеша зажигают свечи и в наступившей тишине принимаются громко читать молитвы у изголовья умирающего". Этот эпизод детства, рассказанный художником в автобиографии, в 1908 году превратился в сурово-романтическую картину. Шагал осуществил операцию по преображению действительности. Здесь едва ли не впервые появляется навязчивый образ шагаловских фантазий - скрипач, играющий на крыше.

Траурная атмосфера

В автобиографии Шагал описывает также атмосферу скорби и молитвенный дух, воцарившиеся в родном местечке: "Весь день дети жалобно и нараспев будут читать "Песнь Песней". А покойный, с величаво-скорбным лицом, освещенный шестью свечами, уже лежит на полу".

Скорбные мазки

Картина "Покойник", как и другие юношеские работы Шагала, заставляет зрителя внезапно почувствовать свою причастность фантазии, принимающей сказочные формы. Горе передано здесь через ряд жестов, причем самые трагические из них почти смыкаются с комическими.

Повторяющиеся мотивы

В картинах Шагала раннего периода улица приобретает значение центрального элемента композиции. Это справедливо и для этюда "Над Витебском" (1914), приведенного ниже. Над улицей плывет фигура Вечного Жида ^— повторяющийся мотив в искусстве Шагала.

Покойник

холст,масло, 69x87 см; 1908 Париж, Национальный музей современного искусства

Сцены из жизни

Шагалу не надо было открывать для себя народный мир. Жизнь крестьян и торговцев со всеми их радостями и горестями была его собственной жизнью и в его изображении приобретала черты непосредственной, первобытной шероховатости.

Вне моды

"Еврейская свадьба" (после 1910). Сцены повседневной жизни доказывают, сколь последовательно Шагал избегал академизма: в его глазах "Сезанн, Мане, Моне, Матисс и другие это всего лишь законодатели мод".

Я И ДЕРЕВНЯ

О браз Витебска проходит через все обширное творческое наследие Шагала. В Париже, куда он приезжает в 19Ю году, Шагал боится смешаться с тридцатью тысячами работающих в городе художников. И тогда его поддерживает воспоминание о родном Витебске. Перед тем как уехать из Витебска, художник молился и просил у Бога послать ему знамение: "В ответ город словно раскололся на части, лопнул, как скрипичная струна, и все жители стали ходить над землей, покинув свои привычные места. Старые знакомые расположились отдохнуть на крышах". Шагал со вниманием отнесся к новому художественному языку кубистов, но для него анализ объективной реальности и применение заимствованных из геометрии приемов для достижения выразительности имеют смысл только при условии, что главная роль в картине отведена свободному полету фантазии. Люди, очеловеченные животные и перевернутые фигуры создают тот театр, что берет свое начало в памяти, где сожаление соседствует с благодарностью.

Милые сердцу образы

Справа - фотография большой витебской синагоги, сделанная в начале века.

Внизу - "Витебск" (1908). Рисунок пером позволяет различить очертания крыши синагоги. Шагал всю жизнь будет воспринимать родину как приют души и самый непосредственный источник творческого вдохновения.

Я и деревня

холст,масло 191 х50 см; 1911 Нью-Йорк, Музей современного искусства

РОССИЯ. ОСЛЫ И ДРУГИЕ

Эту картину можно трактовать как невинный и в то же время полемический ответ Шагала синтетическому кубизму таких художников, как Аль- бер Глез, Жан Метсенже, Сегонзак, Фернан Леже, Лот. Шагал много общался с кубистами, слушал речи художников и их интерпретаторов, но не стыдился выказывать свое недоумение перед лицом столь жесткой теоретизации. В этих кругах он познакомился с Делоне и вспоминает о нем как о человеке "суетливом". "Я плохо понимал его". Делоне привел кубизм к идее полета. Но для Шагала полет относится к области фантазии, именно она может дать крылья душе. Таким образом, картина "Россия. Ослы и другие", начиная с иронического названия, — это своего рода манифест шагаловского искусства. Здесь художник смело отказывается от глубины и второго плана. Вся сцена вынесена на поверхность. Свободный от всякой культурной обусловленности художник выражает себя через ничем не опосредованное следование собственному инстинкту, побуждающему его пренебречь законами физики и анатомии.

Великие друзья