Кубистическое разложение фигур затрагивает и тело Христа - оно утрачивает обычную гармонию, раздувается, вытягивается, искажается. Аскетичные портреты раввинов, строгие, но написанные Шагалом с оттенком нежной иронии, остаются в прошлом. Слово становится невесомым, а образ - безмятежным. Блоковский Христос в искусстве Шагала не фигурирует. Библейскую мудрость художник не сводит к пророчеству. Скорее, у Шагала мы присутствуем при постоянном преображении. Фигура Христа, поруганного в его человеческой сущности, униженного и страдающего, но несущего спасение и искупление, приобретает сходство со всеми страждущими или бегущими от действительности.
"Петух" (1947, Париж, Национальный музей современного искусства). Образ петуха - белого или красного - это повторяющийся мотив в живописи Шагала. Часто петух несет на себе женскую фигуру или чету влюбленных. Шагал также работал над оформлением постановки балета "Жар-птица" на музыку Стравинского.
Есть основания сопоставить "Белое Распятие" 1938 года (см. стр. 56) со "Скрипачом" (см. стр. 48) - юношеской работой, где Шагал впервые применил композиционный принцип непропорционально большой и монументальной центральной фигуры на фоне витебского пейзажа. В картине 1938 года идиллический, сказочный Витебск уступает место разоренному, объятому пламенем городу, а скрипач сменяется распятым мучеником. Невольно возникает вопрос, не тот ли самый витебский скрипач изображен обнаженным и распятым в центре картины. Если это так, картину можно интерпретировать как метафору искусства.
В "Белом Распятии" гармоничная и умиротворенная фигура мертвого Христа заимствована из ренессансного искусства. А вокруг него бурлит понятийный и образный мир Шагала: Вечный Жид, иудейский календарь, пожар... Если "Голгофа" - это один из первых шедевров Шагала, то "Белое Распятие" - последний. Таким образом, первый и последний взлеты Шагала совпадают с написанием картин на тему смерти Христа.
Помимо религиозной темы в творчестве русского художника постоянно звучит еще один мотив - интерес к театру. В революционном климате самые новаторские театральные спектакли создавались в блистательной и фантастической атмосфере новой живописи. Режиссеры, желавшие дать театру, рожденному эпохальным разрывом с традицией, новый репертуар и новую жизнь в обществе, прибегали к помощи художников. Лентулов и Якулов работали с Комиссаржевским и Таировым, Дмитриев - с Мейерхольдом. Спектакли были словно пропитаны красками и ритмами футуризма. Как уже упоминалось, Шагал украсил зал Еврейского Камерного театра в Москве росписями, изображавшими карнавал еврейских масок, и оформил постановки Шолом Алейхема, которыми театр торжественно открылся в январе 1921 года. В свои эксцентрические спектакли, сочетавшие гротесковую клоунаду со стилем мюзик-холла, Грановский переносил персонажей, краски, мимику картин Шагала. В 1973 году Третьяковская галерея организовала первую большую выставку Шагала в Советском Союзе. На этой выставке к Шагалу подошел молодой реставратор и развернул перед ним огромные полотна. Чуть не плача, Шагал произнес: "Это чудо". Полотна были декоративными панно, выполненными художником в 1919 году для Нового еврейского театра в Москве. Шагал давно считал их погибшими. Но заботливые руки сберегли их от варварства сталинских времен и спрятали в бездонных запасниках Третьяковской галереи.
На этом развороте "Введение в еврейский театр" (1920, Москва, Третьяковская галерея). Для Сталина эта работа была примером "декадентского формализма", а следовательно, не имела права на существование. К счастью, картина была спасена от уничтожения и выставлена в 1991 году.
Этот эпизод обретения художником своего прошлого на родной земле приобретает особое значение. Долгий промежуток времени с конца Второй мировой войны до 1985 года - года смерти Шагала - можно определить как период признания и примирения. Последние сорок лет жизни принесли ему мировую славу. Художнику удалось осуществить мечту юности и снискать любовь публики на Востоке и на Западе (в том числе и в Соединенных Штатах).
Мировая известность способствовала формированию состояния души, располагающего к примирению с миром. Шагал ощутил настойчивую потребность преодолеть и смягчить разногласия, разделявшие два полушария Земли. Его угнетала ограниченность традиционной живописи. Он попробовал свои силы в керамике и живописи на стекле и достиг великолепных результатов. Для зала заседаний израильского парламента он создал три больших ковра, а для университета города Ниццы прибег к технике мозаики. Шагал стремился к монументальности: его летящие и пляшущие фигуры требовали все большего пространства. Последним большим творческим усилием Шагала было открытие Музея библейской мудрости в Ницце. По его замыслу музей должен был обладать чудотворной силой.