Шагги Бейн

– Вот это прекрасно, – тихо простонала она. – Я думаю, чай мы можем пропустить и выпить это. – Она скосила глаза. – Я бы этого не стала делать, но по тебе видно, что надо, а я ненавижу, когда страдают творения Господа.

Джинти, словно на кукольном чаепитии, двумя маленькими ручками подняла кружку и предложила ее Агнес. Агнес взяла кружку, поднесла ее ко рту, сделала маленький глоток. Рвота зашевелилась в ней. Она сделала еще один глоток и по привычке поставила кружку в уголок кресла – в тайное и укромное местечко.

Джинти подняла свою кружку, отхлебнула самую капельку. Потом издала счастливый звук, сделала еще один глоток, и еще один. Две женщины не разговаривали, пока пива в кружках почти не осталось. Агнес почувствовала, как лагер уносит рвоту назад, в желудок, дрожь в ее костях немного унялась. Она провела рукой по своим страдальческим бедрам и стала наливаться злостью.

Отхлебывая по глоточку, Джинти видела, что до дна остается всего ничего.

– Ну долго-то у тебя я не могу оставаться. – Она вытащила носовой платок, отерла помаду с кромки пустой кружки. – А после еще одной кружечки тебе не стало бы еще лучше? – сказала она и шмыгнула носом.

Агнес слабо кивнула.

Хитрые глазки Джинти прищурились.

– Я там у тебя под раковиной больше ничего не видела. У тебя, наверно, еще тайничок есть?

Агнес подумала об обычных местах: за кипятильником, на крышке самого высокого шкафа – и отрицательно покачала головой.

– Ну мне все равно пора, – печально сказала Джинти, тонкие морщинки по краям ее рта страдальчески сгустились. – Но ты только посмотри на себя. Видок у тебя такой, будто ты умрешь, как только я уйду. Может, у тебя пара фунтов найдется? Я, наверное, смогла бы сбегать в магазинчик.

Агнес протянула руку вниз, вытащила свой кошелек. Он был пуст, если не считать оберток от жевательной резинки. Ее мысли вернулись к водителю такси и темной шахте, и она снова почувствовала, как поднимается в ней желчь.

– И совсем ничегошеньки от твоей Вторничной книги не осталось, детка? – печально спросила Джинти.

Агнес отрицательно покачала головой.

Джинти Макклинчи нервно заерзала на стуле, словно у нее зудело в заднице. Она посмотрела на Агнес, посмотрела на пустую кружку. Наконец она вздохнула, потом шмыгнула носом.

– Дай-ка я посмотрю, что у меня в кошёлке.

Тяжело вздохнув, эта миниатюрная женщина подняла с пола свою большую кожаную сумку, положила ее себе на колени и чуть не залезла в нее с головой. Агнес услышала, как на дне сумки звякают монеты и ключи, потом послышался радостный для слуха глуховатый всплеск – Джинти извлекла из сумки три банки тепловатого «Карлсберга».

– Потом отдашь, – сказала Джинти, открыв банку. Она повторила изысканный процесс наливания и ожидания, облизывания пены с мизинчика. Только приступив к третьей банке, они начали чувствовать себя самими собой.

– Я вчера была у дочери. Посмотрела бы ты, до чего она дом довела. – Джинти отерла кончик носа своим нечистым платком. – У меня на руках бездельник с гнилой печенью, но у меня хватает времени на то, чтобы содержать дом в чистоте.

– А как там новорожденный? – спросила Агнес без особого интереса.

– А, этот… наверное, хорошо. Она это существо просто обожает, – бесстрастно сказала Джинти. – Она теперь, конечно, субсидию-то побольше будет получать. Я ей сказала, чтобы она откладывала по чуть-чуть и наняла уборщицу. Грязища. Честно тебе говорю, я смотрю на нее иногда и не понимаю, как я такую воспитала. – Джинти заводилась все сильнее. – У нее пыль на плинтусах вот такой толщины. А она смотрит на меня, словно просит: «Мамочка, а ты никак не поможешь?», а я посмотрела на нее и говорю: «Я воспитала моих детей. Я. Сама. Точка». – Джинти рубанула рукой по воздуху.

Агнес печально кивнула. Ей бы хотелось иметь полный дом внуков и собственных детей.

Джинти продолжила.

– А старшенький сынок у Джиллиан назвал меня на днях «бабушка». Я ему чуть язычок не вырвала. Я бы не стала возражать, но его другая бабушка требует, чтобы он называл ее Ширли, а я не собираюсь быть единственной старой сукой на Рождество. – Она взяла свое пиво и посмотрела на Агнес поверх кружки. – Слушай, а ты чего все помалкиваешь?

– Я? – переспросила Агнес. – Да ничего.

– Агнес, я, может, и пьяница, но ты-то вруша просто охереть.

Женщины молча допили остатки. Наконец Агнес спросила тихим голосом:

– Джинти, если я тебе скажу кое-что, ты обещаешь, что это останется между нами, что ни одна живая душа не узнает?

Глаза Джинти засверкали, как бусинки. Она перекрестила пальцем сердце, правда, ненароком с правой стороны.

– Жизнью тебе клянусь.

– Я нехорошо вырубилась прошлой ночью. – Агнес поведала Джинти свою историю игры в бинго, такси, водителя, который заехал прямо ко входу в шахту. Она задрала рукав своего джемпера и показала Джинти отметины, которые насильник оставил на ее белой коже.

Джинти зацокала языком, покачала своей кудрявой головой.