Шаги Даллеса. Как ломали Россию: роман-мозаика в двух книгах. Книга первая. Сколько стоит кровь революций

Кульминацией полемики демократически настроенных неформалов явилась речь Ливанова. Он упрекнул Горбачева и Политбюро в том, что они, взявшись перестраивать недостроенный «развитой социализм», отвергают теорию конвергенции, детище буржуазных идеологов, то есть плавного постепенного стирания граней экономических, политических и идеологических различий между капиталистическими и социалистическими общественными системами. Об этом во весь голос вещал опальный академик Дмитрий Сахаров, но которого упорно никто не хотел слушать и понимать, как он сам выражался, «в силу недостаточной информированности». Хотя коренная идея перестройки заключается в многоукладной экономике, и автор ее, подсознательно ощущая эту идею, продвигаясь вперед, не мог публично признать многоукладность не только потому, что в его сознании не до конца вызрело зерно перестройки, но главным образом из-за мощной харизмы партийных догматиков, которые по-прежнему плотно окружали лидера, охраняя сложившуюся систему и не позволяя энергично внедрять частного собственника. Причем смело, энергично и широко. Они убоги в своей вере в светлое будущее, поскольку их жизненная мудрость не смогла предвосхитить события, на которые указывал опальный мудрец. Но жизненна ли указанная идея в условиях советского социализма? Сомнение в том в своих сочинениях высказывал ярый враг советской системы писатель Солженицын. Он подверг внушительной критике работы академика, называя его взгляды ошибочными. Иными словами, прочитанными между строчками, нобелевский лауреат предлагал зарезать священную корову социализма и на ее мясе взрастить хваткого капиталистического бульдога – при полной демократии, то есть народовластии. Ливанов в упор не видел подобную абракадабру. Не примет такую форму и общество. Ему надо созреть. Потому сахаровская фраза о «недостаточной информированности» являлась наиболее точным определением всеобщего состояния умов и настроений народа относительно задач перестройки и ее движущей силы.

– Считаю, мы должны глубоко изучить означенную теорию и пытаться пропагандировать – вплоть до публикации аналитических статей в центральной прессе. Возможно, это убедит Горбачева в его ошибочной оценке буржуазной идеологии.

– Я попрошу не акцентировать внимание на личностях и политических оценках перестройки, занимайтесь своим непосредственным вопросом – созданием оргкомитета, – вдруг остановил дискуссию молодой человек с армейской выправкой, сидевший позади всех и до этого не подававший признаков жизни. – Иначе я вынужден буду прикрыть эту словесную лавочку, а вам предложить разойтись по домам.

– Кем вы уполномочены, разрешите узнать? – воскликнул Антипин.

– Комитетом государственной безопасности, – сухо ответил молодой человек.

– Вы за нами шпионите!

– Подбирайте выражения!

– Вот как нам доверяют люди, взявшиеся вершить революцию сверху! – возмутился Тарасов. – Я умываю руки и откланиваюсь почтенному собранию.

Он встал и с гордо поднятой головой направился за пальто к брусьям.

– Это похоже на провокацию! – возмутился Антипин. – Не создав комитета, вы бежите с корабля как крыса. Но мы останемся и создадим комитет без вас, ибо народ верит в неизбежность перемен.

Народ жаждал перемен, поскольку логика жизни диктовала движение вперед и, подобно закаленному клинку, прорубала брешь в будущее. Ну а будущее в надежде всегда привлекательное, будущее без надежды видится гораздо худшим, чем прошлое и настоящее. Лидер советских людей в эти дни верил в партию и свой народ, отмечая подъем его энтузиазма на уровне энтузиазма послевоенного, когда победившая, но обескровленная страна с огромной верой в свои силы взялась за восстановление разрушенного войной хозяйства.

Но Горбачев, захлестнутый своим перестроечным гоном, взявшись за свершения, жестоко ошибался. Как ошибался в нем и Ливанов, недостаточно глубоко знающий правду событий, начиная с Октябрьской революции, весь трагизм Гражданской войны, сущность ее вождей – палачей русского народа. Горбачев, как и Ливанов, видел, что это была не вполне трудовая партия, какую создал Сталин за годы своего правления. Главное, не те переполненные победой и надеждой на будущее люди, а уставшие и затурканные культовым обманом, затем новыми лживыми обещаниями о светлом будущем, во всем разочаровавшиеся, инертные, с ржавчиной страха от былых репрессий с жуткими «черными воронками», судебными процессами и лагерями, от психушек для диссидентов и искателей правды, от медвытрезвителей до шельмования на партийных собраниях.

Так чего же не знал ведущий журналист региона Ливанов и каково было бы его мнение, состояние души и действий сейчас, если бы он владел подлинной правдой прошумевших событий? Скажем, каковы краеугольные камни истории: характер и движущие силы как Февральской, так и Октябрьской революций, откуда у Красной Армии бралась сила, громившая белое движение, где был собран цвет русской нации – офицерство и воинственное казачество?

Глава вторая Виктор Марсден и другие источники