Тут вернулась Сэрра, неся два стакана апельсинового сока и целое блюдо бутербродов – с паштетом, разнообразными сырами и медом.
– Подкрепись, – сказала она, опуская блюдо и один стакан на туалетный столик в изголовье кровати. – Что это ты пишешь?
– Письмо Грэму – открываю ему правду. Всю. Ничего, кроме.
Не произнося ни слова, Сэрра сделала глоток из тонкого стакана.
Слейтер пробежал глазами написанное и помрачнел.
– Знаешь, – сказал он сестре, – мне бы и в самом деле хотелось ему это отправить.
– Об этом не может быть и речи, если ты действительно написал всю правду.
– Хм-м… я и сам знаю. Но мне нужно было изложить это черным по белому. Для себя. – Он поднял на нее взгляд. – У меня до сих пор мандраж.
Подойдя вплотную к постели, Сэрра смотрела на него сверху вниз.
– Не дает покоя эта авария? – спросила она.
Слейтер положил ручку и бумагу на столик, закатил глаза и закрыл лицо руками.
– Ну да, да, – процедил он и взъерошил пальцами темные волосы, уставясь в потолок, а Сэрра все так же невозмутимо смотрела сверху. – Проклятье! Дьявольщина! Хоть бы никто не запомнил номер!
– Номер чего? Мотоцикла?
– Ну конечно, чего же еще?
Он покачал головой и, опершись на локоть, стал перечитывать письмо, которому не суждено было попасть в руки Грэму. Как завершить последнюю фразу? Что еще добавить? Сэрра некоторое время постояла над ним, а потом отвернулась и принялась расчесывать волосы. Но очень скоро, услышав шуршание бумаги и постукивание ручки, она снова повернулась к нему лицом.
– Полегчало? – спросила она, опуская щетку.
Слейтер, не вставая с постели, вытянул руку, в которой держал скомканное письмо, и отрицательно покачал головой.