Шаги по воде

– Согласно восточным верованиям, ясновидение является следствием открытия так называемого «третьего глаза», то есть полного раскрытия Аджна-чакры, – сказал он, все еще глядя на меня, и отложил книгу в сторону. – Согласно более современным представлениям, это свойство считается функцией развитого правого полушария… – Он помолчал, давая возможность оценить сказанное. Потом усмехнулся и добавил: – Я уверен, что среди моих зрителей нет ни одного человека, не имеющего собственного мнения о феномене ясновидения. Как известно, официальная наука феномен этот не признает. Он необъясним с точки зрения науки, а все существующие объяснения… скорее из области фантастики. Но многим из вас, я уверен, есть что сказать по этому поводу… Как правило, рассказы о сверхъестественном начинаются одними и теми же словами… – Он сделал паузу, подогревая интерес аудитории. Рассудив, что интерес уже достиг нужного накала, продолжил: – «Я не верил, но…», «Я не верил в привидения, но, заночевав в одном старинном доме…» и так далее. То, что я сейчас собираюсь сделать, несколько выходит за рамки моего поведенческого стереотипа. – Он снова помолчал. – Как вы знаете, при обсуждениях различных проблем я никогда не говорю «я сам видел». Как правило, я ссылаюсь на различные источники…

Я слушала Александра с нарастающим чувством оторопи и тревоги. Мне казалось, я знаю, что последует за этим вступлением. И я не ошиблась.

– Я воочию убедился в том, что ясновидение не выдумка! Совсем недавно благодаря феномену ясновидения было раскрыто тяжкое преступление. Я не могу посвятить вас во все детали, так как следствие еще не закончено, но… это было! Человек… увидел сцену преступления. Мои слова могут подтвердить работники следственных органов. Со временем вы узнаете подробнее о том, что произошло. Я уверен, что об этом будут писать неоднократно. То, что случилось, воистину поразительно!

Я сидела на диване с горящим лицом, в ушах моих противно и тонко звенело, пальцы до боли вцепились в жесткую гобеленовую подушку. Мне казалось, что я урод, которого выставили на всеобщее обозрение на ярмарке. Как он посмел! Ради рейтинга своей паршивой передачи он… предал меня! Он не имеет никакого права! Он словно орал своим недоразвитым зрителям – ату урода! Они не знают моего имени? Завтра узнают. Александр Урбан знает, следователь знает, завтра будет знать любая городская свинья. Подонок!

Я бродила по квартире, не находя себе места, чувствуя унижение, как человек, публично получивший пощечину.

Заливистое треньканье дверного звонка заставило меня вздрогнуть. Не спрашивая кто, я распахнула дверь. Александр вошел как ни в чем не бывало и произнес вместо приветствия:

– Господи, как я соскучился!

– А как же моя карма? – ядовито поинтересовалась я, чувствуя, как холодок побежал по спине от звука его голоса.

Но он не услышал. Он прижал меня к себе с такой силой, что затрещали мои бедные ребра.

– Как я соскучился! Я чуть с ума не сошел! – повторял он, целуя мое лицо, волосы, шею. Он терся, как щенок, о мои щеки… У него были сильные руки… твердые губы… И целовался он просто потрясающе…

…Кажется, мы не закрыли входную дверь. Не помню, как мы добрались до спальни… не разнимая рук, не разнимая губ… Мы сбрасывали с себя одежду, помогая друг другу. Он запутался в пуговичках блузки неловкими пальцами, и я, бросившись на помощь, рванула изо всех сил и услышала треск – это рвалась тонкая шелковая ткань…

…Я видела над собой его лицо, искаженное гримасой словно от боли, с закрытыми глазами, почти страшное в свете красного ночника… обнимала его плечи, притягивая к себе и отталкивая прочь… Мы любили друг друга яростно и молча… И только в самом финале он застонал, больно впиваясь в мой рот своими горячими губами, содрогаясь в последних, мощных, уже не подвластных сознанию взлетах и падениях…

На рассвете я спросила:

– Зачем ты это сделал?

Он крепче прижал меня к себе и сказал:

– Ничего не бойся. Моя аудитория и не такое слышала. Это затравка, приглашение к дискуссии… Завтра никто и не вспомнит о тебе, но зато в студию хлынут десятки писем очевидцев с разными историями… – Он рассмеялся.

Объяснение было несколько циничным, но, в общем, я его поняла – живи и давай жить другим. Лежа в кольце его рук, я бы еще и не то приняла и поняла. Мне уже казались странными возмущение и злость, которые я испытала всего лишь несколько часов назад…

– Танцы в темноте, – пробормотала я.

– Танцы в темноте? – повторил он удивленно. – Что это значит?

– Так говорил господин Бьяготти. Отношения между людьми – это танцы в темноте… в том смысле, что никогда не узнаешь человека до конца…

– Никогда не узнаешь, с кем танцуешь… – протянул он задумчиво. – Отлично сказано, хотя и неверно.

– Почему?

– Потому. Я тебя знаю! И ты меня…

– Я тебя? Да я тебя вообще вижу в первый раз… – ответила я. Как-то незаметно мы перешли на «ты».

Он рассмеялся и шлепнул меня ладонью по губам.