В голосе ее звучало негодование: отправив мужа на тот свет, Фейт по-прежнему считала себя невиновной и возмущалась, что ее считают способной на убийство. Не желая нести ответственность за слова братьев, Клэй воскликнул:
– Да он не всерьез, мама! Не надо лезть в бутылку! Я сразу оборвал его, и никто даже внимания не обратил на его болтовню. К тому же Чармин сказала, что это глупость.
– Надеюсь! – резко бросила Фейт. Взяв с туалетного столика платок, она промокнула губы. – И что же будет дальше, Клэй?
– Полагаю, врач будет делать вскрытие, и только после этого мы узнаем правду. Если он обнаружит, что отца отравили, то вмешается полиция.
– О нет! Какой кошмар!
– И тетя Клара так говорит, но я уверен: Рейм не найдет никакого яда! И пусть этот осел Обри сколько угодно болтает, будто у всех были мотивы, но лично я согласен с Бартом – никому из нас и в голову не пришло бы совершить подобное. А если отца действительно отравили, то, кроме Джимми, сделать это некому.
Фейт судорожно сглотнула.
– Клэй, мальчик мой, иди вниз! Я так потрясена, что мне необходимо побыть одной. Это так страшно… я и представить не могла! Я немного полежу.
Но когда сын ушел, она осталась сидеть на стуле, нервно сжимая руки и оглядывая комнату словно в поисках спасительного выхода. Наконец Фейт заметила пузырьки веронала, стоявшие рядом на полке над умывальником, и стала прикидывать, куда бы деть тот пустой, которому следовало быть полным. Первым побуждением было спрятать его в ящик комода, и она даже встала со стула, но тут же опустилась обратно, сообразив, насколько это опасно. Фейт была не слишком осведомлена о работе полиции, однако догадывалась, что они могут тщательно обыскать весь дом. В конце концов решила оставить пузырек на прежнем месте, поскольку все в доме знали, что она принимает веронал, когда ее мучает бессонница. В детективных романах попытки преступника что-либо спрятать неизбежно приводили к раскрытию преступления. Поэтому лучше ничего не предпринимать: если пузырек будет стоять на самом виду, полиция отметет все подозрения в ее виновности. А если у них все же возникнут сомнения и они выяснят, что Пенхаллоу относился к жене не лучшим образом, то пусть знают, что она двадцать лет безропотно сносила все грубости мужа, ни разу не поссорившись с ним. Пасынки могли презирать ее, но они были уверены, что на убийство Фейт не способна. Ведь они ничего не знали о том умопомрачении, которое нашло на нее вчера, и ее причастность к убийству была для них лишь предметом для шуток. Никто не видел, как Фейт входила в комнату к Пенхаллоу. Веронал в виски мог подлить кто угодно – ведь она держала его открыто и никогда не скрывала, что он у нее есть.
Вспомнив о Джимми, Фейт заерзала в кресле. Она его терпеть не могла, но арест невиновного страшнее, чем само преступление. Хотя отсутствие парня может оказаться лишь самовольным отпуском, после которого он вернется домой. Надо спуститься вниз – сидеть в спальне в такой день не совсем прилично. Взглянув на себя в зеркало, Фейт поправила светлую прядь и шагнула к двери.
В доме было необычно тихо, словно его обитатели разошлись по своим делам. Встретившаяся в холле горничная бросила на нее испуганный взгляд. Не обращая на нее внимания, Фейт спустилась в гостиную.
Вслед за Ингрэмом в Тревеллин пожаловала Майра. Она сидела на диване рядом с Кларой и обсуждала смерть Пенхаллоу, напустив на себя скорбный вид, который, по ее мнению, приличествовал случаю. Ингрэм, стоя у камина, разговаривал с Чармин, державшей в руках чашку с чаем и сигарету. Дамы подкрепляли себя этим живительным напитком, но Ингрэм, видимо, нуждался в более сильнодействующем средстве, поскольку на камине рядом с ним стоял стакан с виски. Когда Фейт вошла, все сразу оглянулись, а Майра, вскочив с дивана, двинулась ей навстречу, восклицая:
– Ах, бедная моя! Я так вам сочувствую! Теперь уже ничего не поправишь!
Фейт подставила щеку для поцелуя и тихо произнесла:
– Благодарю вас. Это такое потрясение, я все еще никак не могу поверить.
Клара громко высморкалась.
– Вот уж не думала, что доживу до того дня, когда тело моего несчастного брата увезут в полицию, – простонала она.
Фейт вздрогнула:
– Они уже…
– Час назад, – хрипло ответил Ингрэм. – Чертовски неприятно! Опомниться не могу. И это с нашим отцом! Я всегда говорил, что он проклянет тот день, когда притащил в дом этого свиненка. Но разве отец кого-нибудь слушал? И вот чем все закончилось! Зачем только Рэймонд позволил ему хранить такую сумму в кровати?
Фейт тревожно взглянула на него:
– Что ты хочешь сказать?
– Это Джимми, дорогая, – сообщила Клара. – Пропала шкатулка с тремя сотнями фунтов.
Фейт произнесла что-то нечленораздельное и побелела как полотно. Майра сочувственно обняла ее.
– Бедная моя! Это просто ужасно – быть убитым из-за каких-то трехсот фунтов! Идите присядьте! Ингрэм, дерни колокольчик, пусть принесут еще одну чашку! Ей надо выпить чаю.
– Нет, – выдавила Фейт. – Я не смогу сделать ни глотка. А они… арестовали Джимми?