- Ты воистину моя дочь... - пробормотала Шакунта. - Ты увлечена лишь прекрасным и благородным! А то, что не прекрасно и не благородно, не находит пути к твоему сердцу. Знаешь ли ты, о Шеджерет-ад-Дурр, что у тебя есть два брата? Два старших брата?
- А кто мои братья, о матушка?
- Почтенные люди из купеческого сословия, я полагаю... О доченька, я не могу корить тебя за то, что ты отдалилась душой от своего сына, ведь я сама, чтобы сдержать слово, бросила двух маленьких сыновей! - воскликнула Шакунта, и это было вторым потрясением для Абризы - она не думала, что ее мать способна говорить таким жалобным голосом.
- Но мои сыновья остались под присмотром женщин, которым я доверяла! справившись с угрызениями совести, продолжала Шакунта. - И я оставила их в доме их отца, чтобы отыскать тебя и привести к твоему жениху!
- К моему жениху? - рот у Абризы открылся так, что туда проскочил бы целый апельсин.
- Да, к жениху, которому я обещала тебя, когда еще только носила ношу, объяснила решительная мать. - Он царского рода, и между нами заключен договор, который я сохранила, и мы скрепили его рукопожатием.
- О матушка, но ведь я хочу стать женой аль-Асвада! - возразила Абриза.
- О доченька, я просватала тебя за царевича Салах-эд-Дина еще до твоего рождения! И я искала тебя все эти годы...
- Только для того, чтобы выдать замуж за этого царевича?!?
Шакунта во второй раз за недолгое время их встречи лишилась благословенного дара речи.
- Конечно же, нет, о доченька, я искала тебя потому, что ты была похищена из колыбели, и мне подложили другого ребенка, и это - диковинная история...
- Я знаю эту диковинную историю! - перебила Абриза. - Я слышала ее у ворот хаммама от уличного рассказчика! И я узнала по описанию комнату в замке своего отца с гобеленом, на котором были Адам и Ева с яблоком, и черное ожерелье своей тетки Бертранды! Это так поразило меня, что я стала искать рассказчика, чтобы купить у него книгу, в которой все это было написано. Но я не слышала самого начала, а там, наверно, и говорилось о этом несуразном сватовстве!
- О доченька, как это ты называешь несуразным сватовство, которое задумала твоя мать?
- О матушка, а разве есть для него другое название?
- Я хотела, чтобы ты вошла в царский харим, о дитя, и заняла там подобающее твоей красоте место!
- Так и я хочу того же самого! Я хочу стать женой Ади аль-Асвада, а уж если у него - не царский харим, так какого же тебе еще надо? И там я займу место, подобающее моей красоте и моему таланту!
- Ты говоришь про умение писать стихи? - осведомилась Шакунта.
- Полагаю, что стихами я прославилась в войске и в городе еще больше, чем своей красотой, - опустив глаза, чтобы хоть так соблюсти скромность, сказала Абриза.
- А как же быть тогда с договором между мной и царевичем Салах-эд-Дином? Нет, о доченька, ты непременно должна поехать со мной к нему, и сказать, что ты готова стать его женой, и посмотреть на его стыд и позор!
- Почему это мужчина при взгляде на меня должен испытывать стыд и позор? - Абриза схватила мать за руки и попыталась, вглядываясь в лицо, понять, уж не покинул ли ту разум.
- Да нет же, о доченька, при взгляде на тебя мужчина должен испытывать восхищение! Но пусть этот скверный Салах-эд-Дин увидит твою несравненную красоту и пусть ему станет стыдно за то, что я сдержала слово, а он, этот враг Аллаха, этот пьяница, которого владельцы всех кабачков узнают по походке, этот взбесившийся пес и опаршивевший волк, этот ишак и сын ишака...
- О матушка! - отшатываясь от Шакунты в неподдельном ужасе, вскрикнула Абриза. - Ты хочешь отдать меня за скверного пьяницу?..
- Не бойся, о прохлада моих глаз, я вовсе не желаю видеть тебя женой пьяницы! - заявила Шакунта, так торопясь все объяснить дочке, что самое главное все время оставалось несказанным, а она и не замечала этого. - Но я должна сдержать слово! На это я потратила девятнадцать лет своей жизни, о доченька!
- Выходит, я должна расплачиваться за то, что ты дала необдуманное слово, и искупать этим девятнадцать напрасно потраченных лет твоей жизни? спросила Абриза, все яснее понимая, что внезапно объявившаяся мать внесет в ее жизнь то, без чего она охотно обошлась бы, - благородное безумие.
- Как ты можешь называть слово матери необдуманным? Я девятнадцать лет искала тебя, я претерпела множество бедствий, я вырвала тебя из когтей этих врагов Аллаха - и все ради того, чтобы услышать, что мои слова необдуманные?!?
Задавая этот яростный вопрос, Шакунта действительно забыла, что по меньшей мере десять лет из этих девятнадцати провела в Индии, где славилась красотой и умением побеждать в поединке, где звалась Ястребом о двух клювах, где к ее ногам кидали сокровища, где она была гордостью владык - и одному Аллаху ведомо, что у нее было из близости с теми, кто этой близости домогался...
Абриза же смутилась. При всей благодарности, какую она испытывала к матери, желание воспротивиться нелепому замыслу крепло в ней, и набирало силу, и подсказывало слова, которых говорить, наверно, не стоило.