Расставшись с шейхом, Хайсагур вернулся в хан, где обычно останавливался, и для удобства размышлений прежде всего разулся.
Он узнал немного - ас-Самуди умер после кровопускания, сделанного цирюльником Абд-Аллахом по прозвищу Молчальник. И можно было понять, что ас-Самуди и раньше приглашал к себе именно этого цирюльника, яростного шиита, что не нравилось суфийскому шейху, принадлежавшему к суннитам.
Хайсагур уже слышал это имя от вдовы цирюльника, который обычно брил его. Он, Абд-Аллах Молчальник, взял к себе сироту Хусейна, чтобы обучить его ремеслу и дать ему средства к существованию. Это говорило в пользу бесноватого искателя скрытых имамов.
Мальчику было около пятнадцати лет, а в этом возрасте правоверный уже может иметь жену, а не только ремесло.
И еще в этом возрасте он уже присутствует при разговорах старших как собеседник, и задает вопросы, и получает ответы, но еще не обременен подозрительностью, - так что именно Хусейн мог бы рассказать о наследстве ас-Самуди.
Хайсагур со вздохом принялся натягивать сапоги...
Улицу Бейн-аль-Касрейн он нашел довольно быстро, и верную примету выходящие на улицу два окна и самое большое дверное кольцо, какое только можно представить, равным образом.
Но поблизости от дома он обнаружил франков - не из мужей знания, к которым он всегда хорошо относился, а обычных вооруженных франков, мужчину лет тридцати, молодого человека, не достигшего и двадцати, а также двух подростков. Все они держали в поводу лошадей, а подростки еще и нубийского мула, пегого, со спиной высокой, точно возведенный купол, со стеганым седлом, стременами из индийской стали и бархатной попоной животное, предназначенное для женщин из богатых домов.
Мужчина и молодой человек негромко переговаривались, поглядывая на дом Абд-Аллаха Молчальника, и Хайсагур понял, что они ждут свою госпожу, которая вошла в этот дом уже довольно давно.
Подростки же перешептывались, и по их веселым физиономиям было видно, что говорят они о чем-то непотребном. Поскольку и эти постоянно косились на двери цирюльника, Хайсагур прислушался и к ним.
- А потом? - допытывался один, с виду - лет одиннадцати.
- А потом Ангерран проснулся и увидел, что она не ушла, а спит с ним рядом, укрывшись с головой покрывалом! - отвечал второй, не менее тринадцати или даже четырнадцати лет.
- И что же он?
- А что бы сделал ты? Он обрадовался, что она не ушла, и забрался к ней под покрывало, и - вперед! ..
- Но ведь было уже утро! - испугался за неведомого Ангеррана юный собеседник. - Их могли застать! Разве он не подумал?
- Я бы об этом тоже не думал! - с гордостью юного мужчины отвечал старший. - И он взялся за дело, и поскакал, и проскакал еще одну милю в дополнение к тем трем, что проделал ночью - если не врет, разумеется...
- А она? - восхитился этим куртуазным подвигом младший.
- А она отвечала ему, как подобает - если опять же, он не врет... первый подросток взглянул искоса на беседующих мужчин, и Хайсагур понял, что герой этой истории - один из них.
- А он? - не унимался мадший.
- А он проскакал еще одну милю и утомился. И он сказал ей, что лучше бы им расстаться до ночи, потому что сейчас все проснутся, ведь уже рассвело и пора к молитве...
- А она?
- Она? Она снова заснула - и это мне кажется очень странным, Готье, как и все, что было потом. Понимаешь, Ангерран врет - и это всем ясно. Он клянется, что ночью к нему пришла девица Элинор, с которой он давно сговорился пожениться. А когда он утром так заорал, будто напали сарацины, и все вбежали туда, и я тоже, то меня вытолкали!
- А потом?
- Потом он рассказывал, что под покрывалом оказалось чудовище с клювом, как у орла, и волосами, как змеи, с клыками и с когтями, покрытое чешуей, а на задних лапах были копыта, и еще раздвоенный хвост, и пасть, как у лягушки, и уши, как у осла! .. - увлеченно рассказывал старший, к великому изумлению Хайсагура.
- Почему же это чудовище не убили и не сожгли? - чуть ли не дрожа, спросил младший.
- Я не знаю, клянусь всеми святыми! Его почему-то завернули в плащи, вынесли и унесли в покои госпожи. Ты же знаешь, она любит всякие странные вещи.
- Разве оно не сопротивлялось?
- В том-то и дело, что не сопротивлялось!
Гуль усмехнулся - один из собеседников безудержно сочинял, а второй радовался этому вранью, как сказке.
Он подошел к дверям и ударил дверным кольцом. Звук был сильный и гулкий. Но никто не вышел, не осведомился о посетителе и не пригласил в дом, хотя обычно для этой надобности у цирюльников даже сидят у входа на скамейках невольники. Хайсагур ударил еще раз - и с тем же успехом.
Старший из мужчин оставил коня своему товарищу и подошел к гулю.
- О человек, там наша госпожа, - сказал он на языке арабов. - Она там давно. Не беспокой.
- Добрый день тебе, о воин, - отвечал на языке франков Хайсагур. - Мне нужен не сам цирюльник Абд-Аллах Молчальник, а его ученик Хусейн или даже их черная рабыня Суада. Меня послала женщина по имени Шамса, мать Хусейна, и твоя госпожа не потерпит ущерба от моего прихода.
Он ударил кольцом в третий раз. Никто не отозвался.