Шайтан-звезда. Книга первая

И непонятно было, что этот вредный старикашка имел в виду – то побоище, которое они затевали ради спасения Ади аль-Асвада, или твердое намерение Джейран сделаться его женой.

Прошло еще немного времени – и площадь стала наполняться народом. Люди приходили молча, вставали подальше от обоих помостов, и страже вовсе незачем было потрясать копьями, чтобы любопытные отошли прочь.

– Они хотят покончить с этим делом до полудня, о госпожа, – сказал осведомленный Афиф. – Царь наш уже стар, сидеть в такую жару на солнцепеке ему не под силу. К тому же собираются казнить его сына, его прежнего любимца, рожденного его любимицей, а не этой пятнистой змеей, разорви Аллах ее покров! О госпожа, если бы войско было не на границе, где оно сдерживает франков, а поближе к Хире, они не осмелились бы казнить аль-Асвада!

– О друг Аллаха, разве ты не знаешь, что уже больше месяца с франками перемирие? – спросил Хашим.

– Нам об этом не сообщали, о шейх, – отвечал метельщик. – Ведь все сведения сперва получают во дворце, а потом уж они доходят до нас.

– На что же купцы и вожаки караванов? – осведомился старик.

– Уже много дней в Хиру не приходили караваны, о шейх.

– А что говорят в городе о том, что царь так торопится с казнью мятежников?

– Говорят, что все это – по наущению пятнистой змеи, покарай ее Аллах! Когда ее только привезли в Хиру, она покровительствовала бедным, и раздавала милостыню, и даже построила мечеть. А теперь налоги возросли, но строительства не ведется, и куда делись наши деньги – непонятно. Аль-Асвад не раз присылал военную добычу и пленных, но и это ушло, как вода в песок, клянусь Аллахом! Наши городские стены подобны тем, что делают из камушков дети, и лучше бы укрепить их, чем содержать у каждой дырки отряд стражников и привратников!

– А ты мне нравишься, о метельщик, – неожиданно заявил Хашим.

Джейран, слушавшая эту беседу, отвлеклась от дверной щели, но тут шум на площади заставил всех троих снова прижаться лицами к двери.

Впереди неторопливо ехали всадники с копьями, и развевались на ветру подвязанные к копьям треугольные белые знамена Хиры. За ними шли пешие стражники с дубинками, чтобы отгонять любопытных. Их построили так, чтобы между верблюдами с осужденными и толпой в любом случае оказалось не менее четырех рядов стражников.

Но ради такой скудной толпы не стоило беспокоить столько вооруженных мужчин.

Осужденных действительно разрядили в парчу и в шелк, вместо тюрбанов на головы им надели остроконечные колпаки, разукрашенные пестрыми лоскутками, и верблюды, на которых их посадили, были двугорбые. За спиной каждого на заднем верблюжьем горбу сидело по ученой обезьяне. Эти обезьяны неустанно молотили кулачками по плечам и спинам заключенных.

– Ради Аллаха, сколько же их? – прошептала Джейран.

– Я вижу воспитателя аль-Асвада, благородного Хабрура ибн Омана, да спасет его Аллах! – сказал Афиф.

Джейран вгляделась – и нашла в пестроте нарядов огненно-рыжее пятно. Очевидно, это была холеная борода Хабрура.

– Почему его везут первым? – спросила она.

– Видимо, именно его и казнят первым, а потом – всех сторонников аль-Асвада, чтобы он видел, как они погибают из-за него и его мятежа, – отвечал Хашим. – Обычно так и делается, о звезда. Аль-Асвад, скорее всего, едет последним.

– Я не хочу, чтобы он погиб, – сказала Джейран. – Он был добр ко мне. Может быть, он спас меня от смерти.

– Не торопись, о госпожа! – воскликнул Афиф, но Джейран уже отодвинула засов.

– Не бойся за нее, о друг Аллаха, – удержал его Хашим. – Сейчас ты увидишь дивные дела!

Джейран замерла на пороге. Она ощутила страх.

Старик был уверен в ней, как маленький ребенок уверен в силе своего отца. Когда они вместе замышляли нападение, то все, что бы она ни говорила, он принимал с одобрением и даже восторгом. Джейран, которую за всю ее жизнь не так уж часто хвалили, воодушевлялась и предлагала новые затеи. И вот сейчас она поняла, что если нападение провалится – то отвечать перед троном Аллаха за гибель мальчиков будет лишь она, а Хашим извернется, прикрывшись старческим малоумием. Ибо не станет же разумный человек выполнять все, что придет на ум женщине!

Чем ближе подходила она к помосту для казни – тем меньше могла разглядеть осужденных.

А там уже стояли колоды, лежали топоры и стояли обнаженные по пояс молодцы, все искусство которых состояло в том, чтобы с одного удара лишить человека руки или ноги.

Казнь мятежникам полагалась скорая – лишение сперва рук, потом ног, а потом уж головы. Тела и конечности сжигались, головы надевались на колья и выставлялись вдоль стен дворца.

Вообразив себе хрип и стоны казнимых, потоки крови с помоста, Джейран ощутила сперва тошноту, потом ярость.

Она должна была спасти аль-Асвада – не затем, разумеется, чтобы непременно войти в царскую семью! Об этом она, вспоминая о мгновениях в темной пещере, и не думала. Джейран не могла допустить, чтобы принял позорную смерть тот, кто так высоко ставил достоинство и честь!