Шайтаны (СИ)

Алиса Ганиева Шайтаны

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

1

Автомобиль заглох, застряв в тумане.

— Сюда, давай, — послышались голоса. Зашуршали пакетами, захлопали дверями «газели». Стало слышно, как кто-то, приближаясь, чавкает грязью.

— Здесь сыро, надевайте кофты, — сказали Наиде женщины, закутывая круглые головы в длинные, с бахромой, платки и неловко вылезая наружу с полиэтиленовыми пакетами.

Пахло землей, чабрецом, сыростью, а издалека — вареным мясом. В тумане встретились невидимые голоса и руки.

— Облако село, сейчас сойдет, — произнес чей-то хриплый бас.

После глухих приветствий, вздыхая и перешептываясь, начали красться вверх по каменистой улочке. Их вел Шапи, сын покойного Хасана. За ним — отец Наиды и приехавшие друзья Шапи, кто-то лакец, кто-то — цунтинец, кто-то русский. За Наидой, касаясь ее руками, шли родственницы.

Пение слышалось еще издали, мешаясь с далеким шумом реки и голосами. Миновав еле видный внутренний дворик, где растаял Шапи с друзьями, Наида и спутницы прошли в комнату, набитую женщинами, которые сидели на треугольных бацадинских табуретках, подушках, а то и просто на коврах и читали зикр. Начались тихие соболезнования, объятия и всхлипывания. Наида протянула хозяйке свой пакет с подарочными носками и полотенцами, та прижала ее к груди. Пришедшим сразу подали белые вышитые подушки, и они уселась у порога, поджав колени и склонив головы.

Бах'y в коричневом бархатном платье сидела в центре и медленно, с придыханиями читала аят, предшествующий тысячекратной священной формуле. Затем звякнула четками и завела громко лаилаhа илалаh, и вместе с ней — хором, остальные. В проеме двери показалась и снова исчезла любопытствующая детская фигурка. Потом за стенкой загремел, скатившись, металлический чан и снова стал слышен только ускоряющийся рефрен «нет божества, кроме Аллаха».

Раскрасневшись, Баху качала головой из стороны в сторону, упрямо ударяя на первое «ла», как будто силясь столкнуть со скалы большой камень. Кто кричал громко, прикрыв глаза, кто едва шевелил губами, развернув ладони к лицу так, будто собирался умыться. Наида поймала себя на том, что бессознательно слегка нагибается при каждом повторе.

Закончив зикр, принялись за разговоры. Баху, откинувшись, отдыхала.

— На Белала букIоне[1] Санит после зикра в обморок упала, — сказала тощая белокурая женщина в темно-синей юбке. — Прямо после шахада[2] свалилась.

— Ба! — удивилась молодая в шифоновой косынке.

Занесли глубокий таз, в котором дымились большие, похожие на пельмени, курзе с мясом.

— ХIасанил рохIалье щвайги[3], — пробасила Баху, беря хинк в руки и высасывая из него бульон.

— Амин, амин, — заговорили остальные, протягивая руки к еде.

— Как Амир твой, Бильма? — вполголоса обратилась к приехавшей с Наидой женщине сидящая рядом толстушка.

— Ничего, пу-пу машалла.

— Я слышала, у него проблемы были, — продолжила толстушка, тревожно заглядывая Бильме в глаза.

— У кого? — послышались вопросы.

— У Бильминого сына.

— Оставь да, Тайбат, тебе больше всех надо что ли? — отмахнулась молодая в косынке.

— Я переживаю просто, ва! Хасан, мунагьал чураяв[4], живой был, даже спрашивал про Амира. Амир, говорят, с убитым Абуса сыном общался.

— Его уже замучили этими хабарами. Что все пристали к нему, не пойму? — вспылила Бильма. — Один раз с человеком поговорил, тут же повсюду таскать начали.

— Щиб ккараб[5]? — заволновались бабушки, вытягивая ноги в темных шароварах.

Им перевели.

— Абуса жена тоже говорит, ее сын ни при чем был. Думает, его похитили, оружие ему подкинули, а потом убили, — сообщила Тайбат.

— Астаупирулла[6], — раздалось со всех сторон.

— Может так и было, откуда мы знаем, — вставила Бильма, — а вообще, я не знаю, мне главное, чтобы от Амира отстали. Сейчас, пу-пу, машалла, его не трогают.

Все хором заговорили.

— Что говорят? — спросила у Бильмы оказавшаяся в комнате лачка.

— Жениться, говорят… — улыбнулась Бильма. — Женишь их теперь, трудно стало женить.

— У вас много таких ребят? — спросила лачку Тайбат.

— Вагон! — хлопнула та ладошами. — Все их знают.

— У нас тоже знают, — удовлетворенно отметила Тайбат, высоко поднимая полную руку с капающим хинком. — Даже в некоторых селах свои мечети есть у них.

— Уллубий здесь мечеть, видели, построил! — обрадовано сообщила Баху, с аппетитом доедая содержимое таза. — Миллион, говорят, отдал из кармана!

— Я в Махачкале у них в новом доме была, — тут же загорелась Тайбат. — Три этажа, короче, а на мансарде мечеть себе сделали от души!

В комнату, обнимая по очереди дочерей и племянниц покойного, зашли новые соболезнующие.