— Я знаю. Я остановлюсь. — Она заставила себя поесть еще немного, хотя не чувствовала вкус еды. — Так, каков новый план?
Шак перевел взгляд на стену. Когда он снова сосредоточился на Никс, его лицо ничего не выражало.
— Мне нужно найти остальных. Они нам снова понадобятся.
— Лукан и Мэйхем снова устроят «потасовку»? — Никс пальцами в воздухе заключила слово в кавычки. — Или на этот раз другая стратегия? На данный момент я открыта для всего.
Ожидая его ответа, Никс хотела прикоснуться к нему. Хотела обнять. Но осталась на месте и закончила с едой, пока Шак смотрел, как она ест.
— Давай проверим твое плечо, — сказал он. — А потом я их найду.
— Окей.
Никс начала стягивать тунику и вздрогнула. Как выяснилось, плечо действительно болело. Кто бы мог подумать.
Она также сняла ветровку и задрала рукав футболки.
— О… да, идет кровь.
Несмотря на то, что ей удалось спастись и каким-то образом попасть сюда, Никс терзало чувство, что она снова все портит.
Когда послышался шорох, она подняла взгляд. Шак подошел к ней и наклонился, чтобы осмотреть рану, а в этот момент ее тело прошила горячая волна.
— Она снова открылась, — мрачно сказал он. — Я бы ее зашил. Но нет никакой возможности отвести тебя в лазарет.
— Все будет хорошо.
— Когда ты возьмешь мою вену, да, будет.
Его резкое заявление заставило ее вспомнить еще одну заезженную фразу, которая использовалась всегда, когда выдвигались идеи из разряда «не очень»:
Фраза отлично описывала ситуацию. Проблема была не в его вене. А в том, что произойдет в тот момент, когда она возьмет ее: сейчас определенно не время и не место для того, чтобы лечь с ним в постель. Не то чтобы она была уверена, что он пойдет на это снова.
Между тем, когда Шак смотрел на нее, его удивительный голубой взгляд был ровным. Излучал спокойствие. Здравомыслие.
— Я обещаю, что это ни к чему не приведет.
Она могла лишь покачать головой.
— В тебе я уверена, — тихо сказала она.
— Что?
— Ничего. — Никс протерла глаза. — Нет, вообще-то, я не хочу тебе врать. По правде говоря, я опасаюсь вкуса твоей крови.
— Почему это?
— Я захочу тебя всего, — резко сказала она, глядя на Шака.
Его глаза вспыхнули, как будто она его удивила. А потом он смежил веки.
— От меня ты никогда не услышишь «нет». — Его голос сразу сексуально охрип. — Никогда.
Прежде чем Никс успела ответить, он закатал рукав своей туники и протянул руку.
— Возьми мое запястье.
Ее взгляд остановился на венах, которые бежали от основания его ладони по внутренней стороне предплечья. Они были массивными по сравнению с ее собственными, и под покровом кожи она могла видеть их пульсацию.
Голод нахлынул, и ее затрясло. От предвкушения.
— Ты уверен, что хочешь это сделать? — спросила Никс, думая о камере, перед которой он остановился. Той женщине, к которой был так привязан, что бы он ей ни говорил.
— Я нужен тебе, — ответил Шак. Как будто это все объяснило.
— Когда я вошла сюда, в темноту, — сказала Никс, — меня некому было направить, и это увеличило мой страх настолько, что я начала задыхаться от паранойи. Убедившись, что за мной никто не гонится, я зажгла одну единственную свечу. Рискованно, но эта мелочь словно придала мне сил. Не позволила слететь с катушек. Если я смогу понять тебя хотя бы отчасти, эффект будет схожим с этой свечой. Она удержит меня.
Шак опустил голову. Молчание затянулось, и она не пыталась его уговорить. Он должен был сам принять решение… и его вена все еще оставалась открытой для нее, искушение было настолько сильным, что Никс стиснула кулаки. Но она также осознавала, что это мгновение будет одним из их последних моментов вместе.
— Или просто скажи мне, почему женщина в той камере имеет на тебя такое влияние, — сказала она, беспомощно пожав плечами. — Просто дай мне что-нибудь. Хоть что-то.
— У меня нет женщины. — Его голос был хриплым. — Между нами никто не стоит… потому что ты — моя единственная. Единственная, кого я хочу.
— Правда? — прошептала Никс.
Он взял ее сжатую руку и приложил к своему сердцу.
— Клянусь честью, ты одна в моей сердце. И я жалею, что для меня все сложилось таким образом, правда. Но мои чувства к тебе не в силах изменить обстоятельств моей жизни.
Никс ненадолго прикрыла глаза, испытывая сокрушительное поражение. Но она была рада честности, которая придала еще большую веру в то, что он ей открыл.
У нее было свое единственное крошечное пламя. Свой мерцающий ориентир. Ее опора.
И это — самое главное.
— Возьми меня, — хрипло сказал Шак, как будто точно знал, о чем она думала.
Когда он поднес запястье к ее рту, его глаза сияли, они были настолько яркими и синими, что Никс казалось, будто она тонет в них. Его большое тело было красивым, как и его лицо, но эти глаза… именно то, как они раскрывали его душу, привлекало ее больше всего.
Она протянула дрожащую руку и перекинула его длинную косу через плечо.
— Могу я увидеть тебя с распущенными волосами?