Шакал (ЛП)

— Ты думал убить меня? Думал, придешь сюда и прикончишь меня? Ты, ублюдок.

Пистолет был направлен прямо на него, дуло чуть дрожало.

Шак уставился в черную дыру, откуда должна была вылететь пуля. В его жизни было несколько моментов — не много, но они случались — когда он на короткое время уверовал, что умрет: во время болезни, еще в молодости. Во время превращения. А потом еще дважды с тех пор, как попал в тюрьму.

Но ничего подобного с ним еще не случалось.

Из-под капюшона Надзирателя раздался гортанный рев, когда пистолет выстрелил, и не один раз, а много, и Шак был полностью парализован. Его могла спасти разве что каменная стена. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп…

Внезапно пистолет направили на дверь, и Надзиратель заорал:

— Убирайтесь! Прочь отсюда, пока я вас не призову!

Дверь захлопнулась, вероятно, потому, что охранники побоялись, что им подадут свинец в качестве Последней Трапезы.

Надзиратель подошел к Шаку, взял пистолет двумя ладонями и направил дуло ему в лицо. С такого расстояния его голова взорвется, как дыня, когда тот нажмет на курок.

И пока Шак размышлял о своей смерти, его самым большим сожалением было то, что он не узнает, благополучно ли выбралась Никс. Что он не мог спасти ее. Что…

— Открой свои глаза! — закричал Надзиратель. — Ты откроешь глаза и будешь смотреть на меня, пока я буду тебя убивать…

Он и не подозревал, что закрыл веки, но снова открыл их, потому что не хотел быть трусом. Он будет смотреть своей смерти в лицо. Все это время он знал, что этим все закончится, и столько всего было на его совести, на его сердце. Только было уже слишком поздно.

Надзиратель наклонился еще ближе.

— Ты сам сделал это с собой. Ты выбрал это…

Шак застонал, отрицая.

— Сволочь. Гребаный ублюдок! — залаял Надзиратель.

Раздалось еще несколько выстрелов, и Шак не дрогнул… и не только потому, что ему дали наркотик. Он смотрел прямо на капюшон, на сетку, закрывающую лицо. Ирония заключалась в том, что Надзиратель пострадает больше, чем он. Гнев и жажда возмездия — чувства преходящие, а вот его смерть уже не обратить. Последуют эпические сожаления, и что, если Забвение существует? За все свои деяния Надзиратель отправится в Дхунхд. Для него дверь Забвения будет закрыта. Тем временем Шак будет ждать Никс. Целую вечность он будет ждать свою женщину, своего боевого ангела, который показал ему, что в какой бы ловушке он не находился, его душа остается навсегда свободной.

Свободной любить ту, кого он хочет любить.

Никс.

— Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Пули прекратили рикошетить, резкий звон затих, гулкие взрывы смолкли.

Щелк, щелк, щелк…

Надзиратель снова и снова нажимал на курок, складки и рукава одеяния судорожно колыхались, а из-под капюшона выбивалось дыхание, ритмичное как барабанная дробь.

Шак просто смотрел вверх, не моргая, несломленный… непокоренный, хотя он и лежал на спине и не мог двигаться. Конечно, он истекал кровью, и это объясняло, почему его неподвижное тело не чувствовало всех ран, и он не ощущал удушья.

— Я ненавижу тебя, — рычал Надзиратель. — Я, мать твою, ненавижу тебя.

Надзиратель поднял руку и сорвал капюшон.

Рыжие волосы упали на лицо, накрывая глаза, расчетливые черты лица и сверкающий агрессивный взгляд женщины был источником его страданий на протяжении многих лет.

Он ненавидел, когда она снимала капюшон. Ему было легче думать о ней как о бесполом существе. Но сейчас, увидев эти волосы, увидев лицо, Шак вспомнил, что она принадлежала к слабому полу и требовала секса с ним всякий раз, когда желала.

Шак ненавидел мысль, что она будет последней, кого он увидит. Но радовался тому, что случится, как только она поймет, что сломала свою игрушку, и та уже никогда не будет работать.

— Я хочу убить тебя, — резко заявила Надзиратель, сверкнув длинными клыками.

И тогда Шак понял… несмотря на все выпущенные пули, она не попала в него. Она стреляла в пол вокруг него.

В воздухе не было запаха его крови.

Тем временем Надзиратель продолжала тяжело дышать… пока она, казалось, не успокоилась. Выпрямившись, женщина посмотрела на пистолет в своих руках, а затем ее прищуренный взгляд вернулся к его, и в глазах искрила подозрительность.

— Где ты его взял? — Надзиратель приставила оружие к его лицу так близко, что каждый его вдох был полон паров пороха. — Где ты, мать твою, его взял?

Шак не смог бы ответить, даже если бы захотел. А он не хотел. Он наслаждался тем, что она теряла контроль, и тем, что это с ней творило. Он хотел, чтобы она страдала. По прошествии всех этих лет он хотел, чтобы она испытала то, что пережил он.

Отсутствие контроля. Зависимость от чужой воли.

— Ты ответишь мне, — выплюнула женщина.

Потом Надзиратель вернула капюшон на место и присвистнула через сетку. Когда охранники открыли дверь, она указала на кровать.

— Заковать его в цепи.

Глава 33

Никс закрыла глаза, скрываясь от ослепляющего света Забвения, и приготовилась к какой-то физической реакции на пребывание на Другой стороне. Еще она приготовилась к появлению двери и к выбору открывать ее или нет…

Что, черт возьми, за грохот? И вибрация?