Шакал (СИ)

Сесть удалось с трудом. Голова кружилась. Может, сотрясение? Хотя не уверен, что у меня там было чего сотрясать. Рядом со мной сидела тварь. Переливающаяся на солнце красотка. Прям сталь. И всё-таки в них что-то было притягательное, манящее. Как в огне. Вроде знаешь, что стоит до него докоснуться и будет ожог, но порой красота пламени, ничем не прикрытая, ничем не подкупная — она до такой степени манит, что забываешь о том, что огонь обжигает. Сила и красота. Я смотрел на тварь и не чувствовал страха, лишь восхищение. Они ведь были оружием, которое вывели искусственно. Танк, зенитная установка, винтовка — все сделаны, чтоб убивать. И что? Теперь их надо бояться? Бояться технике на параде? А тварь не отличается ничем от техники. Только нужно понять, что приводит её в боевую готовность.

Я подошёл к ручью. Умылся. Тварь покружила вокруг меня, но нападать не стала. Сбежала. Пошла искать другую добычу. И правильно, я невкусный.

Ночь я встречал под кустами на старой листве. Удивительно, как вокруг был богат на звуки мир. Стрекот жуков, уханье, пени и треск птиц, чей-то вой. В городе я этого не слышал. Там были другие звуки. Те, что сопровождают человека. А здесь был дикий мир. Нетронутый. Который и должен быть. Я слушал этот мир и чувствовал себя его частью. Ведь говорят, что человек мало чем отличается от животного.

Появились ночные твари. Я их чувствовал, но не видел, пока не пришла красноглазая саранча и не начала петь свою песнь. Последнюю песнь, которую должна была услышать жертва и испугаться до такой степени, чтоб сдохнуть только от страха. А я этого страха не чувствовал. Она пела, будоража нервные окончания. Я чувствовал вибрацию в теле и возникало противоположное ощущение. Вместо страха была радость оттого, что я жив и радость от мысли, что, похоже, я чокнулся, раз эти твари перестали меня пугать. Саранча переросток замолкла. Красные глаза смотрели на меня. А я улыбался, как придурок.

— Ты красиво поёшь. Теперь я усну, а вы меня охраняйте, — сказал я, поворачиваясь к ним спиной. Мне показалось, что они на меня не нападут. И это оказалось правдой. Не напали.

Меня мучила лихорадка. Я это понимал. Жар. Мокрый пот был таким обильным, что одежда промокала насквозь. Хоть выжимай. Я с трудом дополз до ручья, где можно было утолить жажду. Как-то я свалился прямо в ручей. Холодная вода принесла такое блаженство, что выбираться из воды не хотелось. Я тогда какое-то время так и пролежал в воде, пока вместо жара не пришёл озноб.

Твари продолжали околачиваться поблизости. Так я и не мог понять, почему они меня не хотели прикончить. Но меня такое положение вещей устраивало. Пусть и было тяжело дышать. Пусть кости болели, а жар вызывал бред, но я каждый день чувствовал жизнь и свободу. Ни за какие деньги больше я её лишаться не хотел.

— Если так буду дальше только водой питаться, то помру. А когда помру, вы опять одни останетесь, — как-то пробормотал я, любуясь бликами солнца на гладкой поверхности твари. — Тогда и охранять будет некого.

Тварь взметнулась вверх. Я и не знал, что они умеют так высоко прыгать, разбрызгивая искры света. Или это был уже мой бред? Возможно. В последнее время сознание петляло сильно. Сложно было понять, что такое реальность, а что вымысел.

В какой-то момент я открыл глаза и увидел рядом с собой откусанную ногу, какого-то бедолаги. Видимо, у меня сгорели рецепторы в носу, но запаха от почерневшей плоти я не чувствовал. А запах должен был быть. Тварь лежала рядом. Наблюдала за мной.

— Это мне? — спросил я. — Красавица, я не ем падаль. Мне нужно свежее мясо. — Я откинул ногу в сторону и пошёл к ручью. — Может, это тебе хорошо тухленького поесть, а у меня желудок свернётся трубочкой. Помру я от такого мяса. Ищи другое, которое сегодня бегало и чтоб бегало не на двух ногах. Себе подобных я не ем.

На что я надеялся ведя разговоры с этими существами? Не на что. У меня не было цели. Было одиночество. Хотелось слышать чей-то голос. Самому с собой разговаривать — это было странным, а твари были хоть каким-то собеседниками. После моих слов они исчезли. Я же понял, что надо чего-то сожрать. Для этого пришлось подниматься и искать какую-нибудь съедобную траву. Пусть это за еду нельзя было считать, но хоть что-то. Кислинка. Дикий укроп. Ноги подкосились и я покатился вниз с пологого холма, чувствуя боль каждой клеткой тела. Похоже, от этого я потерял сознание.