Шакал (СИ)

За три дня было столько сделано, сколько я не сделал за месяц. В овраг я пошёл лишь когда начался дождь. Опять ночью и в компании тварей. В этот раз удалось найти два кувшина с отбитыми горлышками и ещё одну порванную книгу. Рваные одеяла и изношенные ботинки, старые портки. Я брал всё, с мыслью, что разберусь потом в необходимости найденного.

Кувшины помогли таскать воду из ручья. Ботинки я подлатал, как умел. На ногах держались и в них было не так скользко разгуливать по мокрым камням. Из двух одеял удалось собрать одно целое и сделать из него загородку от сквозняка. По мере жизни появились потребности в более удобных лежаках. Пришлось наломать ветки и накрыть их ветошью, за которой пришлось идти ещё раз. Я мародерил и бомжевал. С нравственной точки зрения, я был преступником. Но при этом я понимал — если буду кривить нос, то не выживу. А жить хотелось.

— Ты похож на беспокойного муравья, который не может усидеть на месте, — как-то заметил Тон.

— После того как столько дней провалялся между жизнью и смертью, приятно вновь ощущать себя живым, — ответил я. — А жизнь — это деятельность. С каждым днём хочется более качественной и уютной жизни. Уже не охота спать на полу. Хочется на более мягком подобие кровати.

— Я как-то к этому спокойнее отношусь. Есть — хорошо, а нет, так переживу.

— Не, жить в дерьме не хочу. Нужно из него выбираться.

— Жить никто в дерьме не хочет, но бывает так, что иначе не получается. — Он разложил табак на тонкой бумаге, свернул из неё самокрутку и протянул мне. Я только кивнул. Сколько ни пытался их крутить сам, но табак вываливался. Тон был прав. После того как начал курить, самочувствие улучшилось. Одна зависимость подавляла другую. Потом придётся избавляться от курения, зато голова стала яснее и прошло состояние по типу ломки.

— Поэтому нужно работать над тем, что есть сейчас, — ответил я.

Дым наполнил пещеру. Было относительно тепло, сытно, мягко. Больше не надо было бояться и оглядываться в поисках опасности. Мы сейчас сами представляли опасность для других. Рядом лежали твари. Страшные, быстрые, переливающиеся и имеющие вид крупной саранчи и мелких кузнечиков с вытянутыми собачьими мордами и пастями с клыками. Оружие.

— Тебя они не напрягают? — спросил Тон, посмотрев в сторону тварей.

— Нет. Знаешь, они мне чем-то напоминают шакалов. Питаются падалью, одиночки, но изредка собираются стаями, чтоб напасть. Это мне в них нравится. Я раньше работал в команде, но это всё же не для меня.

— Почему?

— Слишком непредсказуема может быть команда. Я всё же привык отвечать лишь за себя.

— Нормально работать в команде, если команда подобрана не абы как, а люди с одной целью. Я когда пошёл в пираты, то у нас командир был классный. Суровый мужик, который спуску никому не давал. Мы любое дело вначале отрабатывали, а потом уже на него шли. Это было не как с Тимом. Кто пьяный, кто под дурью. Один дурак увидел корабль. Мы же решили его захватить! По желанию левой пятки! Бравые воины, которым река по щиколотку. Только ноги замочить, — зло сказал Тон.

— Слушай, а какого ты не ушёл, когда у вас атаман сменился?

— Куда идти. Это видел? — Он оголил левое плечо, на котором была метка в виде колеса. — Меня уже ловили. На каторгу отправляли. Ребята вытаскивали. Жизнь положили за мою свободу. Я теперь им по гроб жизни должен был. Моя жизнь была с ними повязана.

— Сурово.

— А ты как хотел? Братство — это на всю жизнь.

— А сейчас? Ты же помер. По документам тебя нет. Или долг будешь с того света возвращать? — усмехнулся я.

— Слушай, а реально. Как теперь жить?

— Я сам таким вопросом задался. У меня жена была. А сейчас я как бы помер. И вот теперь думаю, а брак ведь теперь расторгнут.

— Ну да. Ты помер.

Смех вырвался сам собой. Твари только посмотрели в нашу сторону. Видимо им было в новинку такое соседство, но они нас терпели.

— Мы есть и нас нет. Живём в стае шакалов-кузнечиков, курим какую-то дрянь и жуём мясо, — подвёл я итог.

— А неплохо. Сюда ещё девиц бы для полного счастья…

— Нет. Женщину в такие условия приглашать нельзя. Им комфорт нужен. Поэтому лучше мы к ним пойдём, чем они к нам.

— Думаешь податься к лихим ребятам? — прищурившись, спросил Тон.

— Не исключаю такую возможность. Мирная жизнь для нас закрыта. Если только её не выбить силой. У бандитов никто не должен смотреть, что мы без документов.

— Там на это не смотрят. Принимаю всех, — согласился Тон. — Но и не отпускают. Это на всю жизнь. А ты сам говоришь, что у тебя жена на воле.

— Жена пропала. Два года назад. Во время нападения. После этого я её не видел. Так что это номинально, что она есть, а по факту нет её.

— Да уж. Всё бывает. Я только понять не могу: зачем нам прогибаться под кого-то, когда у нас есть такая сила?

— Ты про стаю?

— Да. Пока придём в банду, пока нас примут за равных — на это может не один год уйти. Пока же будем доказывать свою состоятельность, так нас почти не будут к разделу добычи допускать. Будем болтаться в низах пищевой цепочки. Я своё уже отболтался. Второй раз доказывать, что я не грязь, не собираюсь.