Шакалота. Дилогия

— При тебе был только телефон и немного денег в одежде, которую Вероника домой к нам привезла. Мама не очень-то её визиту обрадовалась. Папа вообще сказал, что не дай Бог нас ещё хоть раз с ней рядом увидит.

Вздыхаю:

— Считают, что это Вероника меня напоила?

— Ну ты типа у неё ночевала. Всё логично.

— Я у неё и ночевала.

— Но мама не знает, что ты половину ночи в баре протусила. Почему мне не сказала? Я думала ты с Чачей развлекаться ходила.

Отвожу взгляд и вновь вздыхаю:

— Вероника тебе сказала?

— Сказала, чтобы я лучше за тобой присматривала. И что бар — не место для такой, как ты.

— Такой, как я? — усмехаюсь. — Почему она это тебе сказала, а не своему Яроцкому?

— Так это он тебя…

— Хватит, — прикрываю глаза и откидываюсь затылком на подушку. — Не хочу о нём говорить.

— Он три для уже в школе не появляется.

— Хватит, Полина!

— Прости… — тупит взгляд.

Надоело слушать о Яроцком! Надело говорить о Яроцком! Надоело думать о Яроцком! Постоянно о нём думаю! Как заноза в заднице!

— Папа сказал, что не пустит тебя больше в школу.

— Тогда его дочь без среднего образования останется.

— Ты сама виновата, Лиз.

— Нотации мне теперь читать будешь?!

— А что?!

— Можно? — Лицо Паши и белая розочка с ещё не раскрывшимся бутоном просунутые в дверь палаты очень вовремя обрывают наш спор.

— Привет, Чача, — бросает ему Полина гадко. — Роза? Как банально. Я уже ухожу. Можете делать свои делишки, только не перестарайтесь.

— Полина!

— Что?! — замирает у дверей и всплескивает руками. — Прости, что вообще пришла тебя навестить! Больше не приду!

А я уже говорила, что у моей сестры вечное ПМС? Ну вот.

Чача не уходит из палаты до тех пор, пока не является медсестра и не зовёт меня на физиопроцедуры. И за эти несколько часов проведённых вместе я готова сказать Паше большое спасибо! Он — единственный, кто не завёл песню о том, какая я глупая, не расспрашивал, почему пила, с кем пила и что вообще со мной происходит. Знаю, Паша потом задаст все эти вопросы, долго терпеть не сможет, надо же и ему меня поучить, но, по крайней мере, сейчас я благодарна ему за разговоры ни о чём, за то, как расслабленно смогла почувствовать себя в его присутствии. А ведь могла бы и сама его вопросами закидать. Отлично помню наш с Вероникой разговор. Но… решила перенести все расспросы до лучших времён.

Больше ко мне не подключали всякие проводки, не надевали кислородную маску и даже разрешили пройтись по коридору, так что закат я провожала стоя у окна и раздумывала над глупостью вроде: почему дни, когда светит солнце, а не стеной идёт дождь, мне приходится проводить в больнице и давиться чувством одиночества и собственного бессилия?.. Ведь игра ещё не закончена, а я так и не узнала, что было на флэшке. Уверена, на той, что сейчас у Вероники — копия видео. Оригинал остался у Яроцкого. И вот невольно задаёшься вопросом — смотрел ли он? Знает ли что там — на флэшке. И если это видео каким-то образом связано с моим здоровьем, неужели в этом парне не осталось ни капли человечности, раз он продолжает меня уничтожать?..

Последние лучи окрасили улицы в красный, когда под окнами больницы остановился мотоцикл, водитель в шлеме поднял голову и, несмотря на то, что отлично знала — в окнах пятого этажа, в которых отражается солнце меня вряд ли можно увидеть, мурашки бессовестно побежали по коже, а странная глупая бабочка крыльями забилась в животе.

Я всё ещё помню тебя, улыбчивый мальчик с ямочками на щёках и искрящейся теплотой в зелёных глазах. Как жаль, что тебя не стало.

Глава 13

Неделю спустя

— Помни, ты поклялась отцу, что подобное больше никогда не повторится! — Мама стоит в коридоре и поучает меня. Сильная женщина, глаза которой блестят от слёз.

— Знаю, мам. Больше никаких пьянок, никаких ночёвок вне дома, никакой Светлаковой, — зашнуровываю кеды, сидя на пуфике в коридоре, а мама плечом подпирает встроенный в стену шкаф и держит в руках кружку с дымящимся кофе.

Полина сегодня ушла на полчаса раньше: то ли обиду на меня затаила, то ли не желает появляться в школе плечом к плечу с сестрой, которую там уже чуть ли заразной не заклеймили.

А я вот только выходить собираюсь. Волнуюсь ли? Есть такое.

И снова в школу, как в первый раз.

«Выше нос, плевать на всех, пусть шепчутся, нет до них никакого дела», — повторяю про себя, как мантру.

До Светлаковой нет дела. До Яроцкого нет. Хотя… пожалуй немного душит интерес посмотреть на физиономию человека по вине которого оказалась в больнице. Неужели ни капельки совесть не душит? Сомневаюсь, что она вообще у него есть.

Из больницы меня выписали три дня назад. Но ещё там мама не выдержала и принялась мягко меня поучать, умолять больше так не поступать, а то она поседеет раньше времени, а отец и вовсе запрёт меня в кладовке и больше никуда не отпустит и плевать в какой Ад превратится моя жизнь. Ведь, по крайней мере, здоровью моему ничто угрожать не будет. Что тоже довольно сомнительно. Ну какая жизнь в кладовке? Серьёзно. Или у бабушки за пятьсот километров отсюда — та же кладовка.

— Как тебе новый рюкзак? Нравится?

— Мам, откуда деньги?