Шакалота. Птичка в клетке

Что касается Ромыча — этому подонку светит много лет за решёткой. Он, как и Оскар, всё ещё находится в тюремном изоляторе, потому что дело до сих пор не закрыто — кто-то сильно печётся на их счёт, — но после того, как Ден дал показания не в их пользу, можно не сомневаться — сидеть придётся долго. Это Ромыч был за рулём белого «Опеля» в ночь, когда сбили Костю. Ромыч был пьян и под таблетками, хоть сам он это и отрицает. Не знаю, на что он рассчитывает, ведь к Дену подключились и другие свидетели, которым собственная шкура дороже, чем свобода этого ублюдка. Плюс тяжкие телесные, торговля наркотиками… Ромыч и Оскар получат по заслугам, даже не сомневаюсь. А если нет, я навсегда перестану верить в справедливость, их поступки просто не имеют права остаться безнаказанными. Они получат по всем счетам. Да будет так.

В сумочке звонит телефон, прикладываю его к уху и отвечаю Зое.

— Привет, как дела? — звучит бодрый голос моей подруги.

— Как всегда отлично.

— Не умеешь ты врать. Что делаешь?

— Смотрю на витрину книжного магазина и пытаюсь доесть мороженое.

— Мне перезвонить?

— Что-то случилось?

— Я что просто так позвонить не могу? — фыркает.

— Можешь, — усмехаюсь, — но за последний час в моей жизни мало что изменилось.

— Ну… ты ешь мороженое.

— Колоссальные перемены, — хмыкаю, а Зоя смеётся.

— Когда Паша приезжает?

— Завтра утром. — Не замечаю, как вздыхаю.

— Упрямый он.

— Я давно его не видела, — откусываю кусочек пломбира и наслаждаюсь секундной прохладой. Солнце палит нещадно… сейчас бы окунуться.

— Родители ещё поженить вас не успели? — голос Зои звучит цинично.

— Смешно, — усмехаюсь, но Зоя почему-то смехом не поддерживает свой абсурдный вопрос. Молчит дольше обычного и вдруг тяжело вздыхает.

— Всё-таки что-то случилось, — утверждаю, и вдруг мороженое весь вкус теряет, с трудом сдерживаюсь, чтобы не отправить его в ближайшую урну.

— Лиз, ты только не волнуйся, ладно?

— Когда вы уже перестанете это повторять?

— Ну вот, ты злишься.

— Зоя! — повышаю голос. — Просто скажи, что случилось. Сыта по горло тем, что все от меня вечно что-то скрывают.

— Ладно-ладно, — и снова вздыхает, а потом едва слышно и будто с сожалением выпаливает: — Макс вернулся в город.

ГЛАВА 44

— Розами за километр несёт, — сбрасываю цветы в сторону и опускаюсь на маленькую деревянную скамеечку у могилы Костика. — Какой придурок принёс их тебе? Ты ненавидишь розы.

Снимаю солнечные очки и вешаю душкой на вырез футболки. Достаю из кармана рубашки помятую пачку сигарет, закуриваю одну и опускаю на землю у надгробной плиты. Достаю ещё одну и делаю глубокую затяжку, выпуская дым в небо.

Жарко. Солнце в башку печёт. Надо было надеть кепку. Но у меня нет кепок — ни одной. С некоторых пор я их не ношу и не покупаю. Тупые головные уборы.

Смеюсь почему-то. Возможно я немножечко психом стал, а возможно просто первая выкуренная сигарета за последние несколько месяцев по мозгам ударила.

— Я почти курить бросил, прикинь? — провожу языком по нижней губе, отворачиваюсь в сторону и сплёвываю на землю слюну пропитанную никотином, а потом опять для чего-то затягиваюсь.

— Дерьмо это. А ты так и не бросил, Костян. — Тушу сигарету о подошву ботинка и прячу обратно в пачку. — Прости, что так долго не приходил. Папаша паспорт забрал — не мог из страны вылететь. Пришлось пойти на сделку: я по врачам таскаюсь — он мне паспорт возвращает. Таскался недолго, — усмехаюсь, — но паспорт забрал.

Слушаю, как вдали раздаётся птичья трель, как шелестят деревья от горячего ветра, как рядом с кладбищенским ограждением проезжает чья-то машина. Звуки — удивительная фигня. Никогда не задумывался над тем, что мир умеет говорить. У всего есть свой язык, практически своё дыхание. А теперь слышу. Не просто слышу — теперь я слушаю.

— Я ненадолго в город вернулся. Нечего мне здесь делать. Он не нужен мне, я не нужен ему, Костик. Этот долбаный город забрал у меня всё, что мог. — Выдерживаю паузу до тех пор, пока птица вновь не смолкнет, упираюсь локтями в колени и продолжаю говорить: — К матери хочу съездить. Отец сказал она вообще не в себе, даже имя его уже с трудом вспоминает. Меньше всяким дерьмом её накачивать надо было… Чёрт его знает, куда потом поеду. Да и… в общем, скоро три года будет, как ты, мудак, бросил меня в этом гнилом мире, так что… приду наверное ещё раз. Если получится.

Поднимаю лицо к небу и делаю глубокий вдох. Медленно выдыхаю и пытаюсь избавиться от этого проклятого жжения в глазах.

— Поеду дальше по побережью, куплю домик на берегу моря и буду до старости кости на песке греть, жрать пиццу и пить холодное пиво. — Усмехаюсь. — Ну да… разогнался я что-то. Это мне в куда-нибудь в Калифорнию надо — под круглогодичное солнце. Идиот я, да? Да-а… тут бы ты со мной согласился. Папашик завтра примчится, обратно потащит. Как всё достало, Костян. Лучше бы мне голову отбили, чтобы не чувствовать ни хрена, чем это всё. Лучше бы так. Чёрт, розы воняют!

Отталкиваю цвета ногой ещё дальше, надеваю солнечные очки и опускаю голову.