Разворачиваюсь обратно, собираясь взбежать по лестнице, бесцеремонно ворваться в одну из спален пропахших сексом и потом и, наплевав на тех, кто окажется внутри, найти для Полину одежду, но и шага ступить не успеваю, как…
— Отпусти! ОТПУСТИ МЕНЯ! — визжу, брыкаюсь, колочу пятками по ногам того, кто схватил меня в охапку, поднял над полом и куда-то тащит, а толпа благородно расступается нам на встречу и дружно аплодирует!
Боже, может это сон? Я хочу проснуться!
— У нас ещё одна конкурсантка! — объявляет парень-блондин продавливающий весом стол и протягивает ко мне руку. Силой затаскивает к себе, как бы велико не было моё сопротивление, и прижимает к потному торсу, пока я пытаюсь лихорадочным взглядом отыскать лицо человека, который подхватил меня. Но вижу лишь тёмную отдаляющуюся спину в толпе, которая вновь заполоняет собой проход и сжимается вокруг стола плотным кругом.
— Привеееетик, — светит мне в лицо скользкая белозубая улыбка, — готова сиськи показать?
Вырываюсь, пытаюсь спрыгнуть со стола, но этот недоумок, кем он тут у них ни был, держит слишком крепко. Моё тело не способно дать достойный отпор.
— Да ты потная вся, девочка! — оглашает как можно громче, и толпа сокрушает слух дружным смехом. — Рядом со мной так жарко? Пшшш… смотри-ка, пар прошёл.
Трясу головой, скольжу размытым взглядом по одинаковым физиономиям, пытаюсь найти среди них хоть одну знакомую, будто это способно положить конец беспределу, что творится и прижимаю обе руки к груди, защищаясь, отрицая. Ни за что не разденусь перед этой пьяной сворой!
Натыкаюсь взглядом на группу девчонок с обнажённой грудью и ещё успеваю ужаснуться их поразительно довольным улыбкам и блестящим глазам глядящим на меня с нескрываемой насмешкой, а затем вновь начинаю трясти головой, погружаюсь в панику, тону, всё больше и больше, глубже и глубже… Слишком много людей. Слишком много внимания. Не справляюсь! Не могу!
Крепко зажмуриваюсь до боли в глазных яблоках, делаю глубокий вдох спёртого, горячего воздуха и медленно выдыхаю. Один раз. Два раза.
Грудь щемит, сердце бьётся слишком часто, слишком громко.
«Возьми себя в руки, Лиза! Полина в тебе нуждается! Сейчас!»
Открываю глаза.
— Ну? Как зовут сиськи нашей десятой конкурсантки? — веселится парень рядом, держа меня так крепко, что на теле однозначно останутся синяки. Наклоняется к уху и шепчет: — Просто скажи своё имя, дура. Чего застыла?
Чего застыла?..
Смотрю на него во все глаза и просто верить отказываюсь, что всё это происходит со мной! СО МНОЙ!
Всего час назад я лежала в своей постели и пила чай! Что всего час назад и понятия не имела, что мою младшую сестру изнасиловали! А теперь… теперь я здесь и должна сказать этому пьяному придурку, каким именем он может представить мою грудь всем этим… Боже… я даже не знаю, как их назвать. Я далека от этого. Слишком далека. ЭТО — не моя стихия. Я хочу мою кровать, мой чай и книгу в руки с каким-нибудь лёгким романчиком, а не ЭТО!
«Полина», — свистит в голове.
— Она походу немая! — орёт кто-то остроумный из толпы и поливает меня чем-то из пластиковой бутылки. Толпа галдит и улюлюкает, кто-то звонко переговаривается на тему того, какая убогая десятая конкурсантка им попалась, кто-то смотрит предвзято, кто-то смотрит как на кусок дерьма, а кто-то…
— Вероника, — срывается с моих губ жалобно. — Вероника!
Моя бывшая и теперь уже снова нынешняя одноклассница в коротком тёмном платье, с длинными чёрными волосами и холодным, но красивым лицом в Голливудском стиле, стоит у дальней стены и смотрит на меня без какого-либо выражения на лице. Смотрит, как на вещь, на которую случайно упал взгляд во время задумчивости.
— Сись-ки!
— Сись-ки!
— СИСЬ-КИИИ! — скандирует толпа.
Дышать всё тяжелее, голова кругом: от жары, от запахов, от паники. Грудь горит всё сильнее, пальцы онемели — так сильно сжимают кофту в кулаках.
— Ну? — подталкивает парень сбоку, многозначительно играя бровями. — Народ ждёт!
— Я не могу, — трясу головой будто в лихорадке (хотя лихорадка не исключена). — Не буду.
— Не будешь? — усмехается, обращается к толпе: — Слышали?! Она не будет!
— Тогда чего на стол залезла?! — возмущению кого-то в толпе нет предела. — Вали оттуда, уродина!
— Да вали!
— Пошла вон!
— О, нееееет, — глумливо протягивает парень рядом со мной и весело играет бровями. — Поднялась, значит раздевайся. Поднялась, давай, показывай своих малышек.
Тяжело сглатываю, понимая, что кислороду остаётся всё меньше пространства для попадания в лёгкие — так сильно сжимается горло. Всё сильнее стискиваю в кулаках кофту на груди, так что фаланги огнём горят от боли.
— Всё так плохо? — парень смотрит оценивающе и кивает на мою грудь. — Да ладно тебе, не жмись, здесь все свои. Уже… свои.
— Я не играю в ваши игры, — цежу сквозь зубы и сама удивляюсь уверенности в голосе, потому что совершенно её не чувствую.
Парень наклоняется ближе, сверкая пьяными, светлыми глазами, будто дымкой окутанными и шепчет в самое ухо:
— Ошибаешься, лапуля, ты уже в игре.