Шакарим

«Согласно постановлению последнего общего казахско-киргизского съезда в Семипалатинске была организована конно-пешая милиция. На это в последнее время большевики стали смотреть косо и не раз заявляли: «Прекратите учения, сдайте винтовки». Наши милиционеры-защитники, имея в виду, что в их сердцах, кроме охраны народа, нет никаких злых намерений, прямо не возражали, но и своих учений не прекращали.

6 марта около 9 часов утра к нашим защитникам, проводившим учения без оружия, подошли 10–15 солдат и безо всякой причины произвели два винтовочных выстрела. Пули никого не задели. Когда некоторые жигиты, услышав выстрелы, бросились бежать, начальник милиции, учащийся учительской семинарии Казы Нурмухамбетулы, не сдвинувшись с места, смело крикнул, чтобы остановить суматоху: «Куда убегаете? Лучше примем безвинную смерть, всех не уничтожат!»

Между тем прозвучали частые выстрелы, пули попали и в самого Казы, и в его коня. Пуля угодила прямо в сердце жигита. Юноша ангельской души скончался прямо на месте.

Товарищи покойного плакали навзрыд, обнимая его голову, вскрикивая в горе».

Казы Нурмухамбетулы, казах из рода Сыбан, стал первой жертвой в противостоянии движения «Алаш» с советской властью. Первой, но далеко не последней. Молодой человек поступил в Семипалатинскую учительскую гимназию в 1915 году, должен был окончить ее в 1919 году. Пока же вместе с друзьями записался в алашординскую милицию, даже возглавил ее. Похороны Казы Нурмухамбетулы состоялись 7 марта. Когда покойный был погребен и была прочитана молитва, первым с речью выступил Шакарим. Ее воспроизвел в той же статье Беимбет Майлин.

«Народ! Вы знаете, кто здесь лежит? — говорил Шакарим. — Это первый из граждан Алаша, который пожертвовал жизнью ради своего народа. Не говорите, что он умер, нет, он не умер. Он свою любовь к нации проявил не на словах, а на деле. Говорил при этом: «Нынешние и будущие граждане, ратующие за свой народ, защищайте его, как я».

Покойного и звали Казы. Имя его — Казы — означает бий, судья. И он, как бий, сказал свое веское слово.

Дорогой мой Казы, не жалей о своей смерти! Ты исполнил долг. Ты занимаешь особое место и перед народом, и перед Богом.

Образованные люди! Молодежь! Не забывайте этого своего товарища. Теперь тяготы его семьи на ваших плечах. У него остался, говорят, как свет его очей, годовалый сын. Воспитать и выучить его — непреложный долг всех алашцев. И вы тоже не падайте духом пред случившимся. Я только сегодня убедился, что Всевышний дал Алашу настоящего сына. Я уже не надеялся в шестьдесят лет увидеть такого гражданина, который готов пожертвовать жизнью за свой народ. Увидел. Теперь без сожаления могу умереть хоть сегодня.

Дорогой Казыжан. Прости, если мы не оценили тебя по достоинству. Прощай! Пусть будет светла твоя могила».

Правительство Алашорды давно поняло, с каким грозным противником приходится иметь дело. Большевистский Совет рабочих и солдатских депутатов не считал Алашорду серьезной организацией и намеревался, накопив силы, покончить с самопровозглашенной автономией Алаш. До поры до времени большевики все же сосуществовали с Алашордой, не забывая оказывать давление. Пока это давление обернулось убийством Казы Нурмухамбетулы.

Лидеры Алашорды, реально оценивая силы большевиков, успели заявить о признании советской власти. И предпринимали попытки наладить связь с центральной властью, чтобы начать переговоры о предоставлении казахскому народу автономии в составе России. Например, 2 апреля 1918 года Халел Габбасов из Семипалатинска вышел на прямую связь с Лениным и Сталиным, вел переговоры с Москвой по телеграфу. Но советское правительство не торопилось признавать правительство Алашорды, оттягивая решение вопроса. Назревало крупное контрреволюционное движение, и советской власти приходилось думать о сохранении завоеванных в октябре 1917 года полномочий.