На следующий день прибыли части белой армии, заявив о приоритете своей власти. Алашординцы не возражали, по-прежнему надеясь в будущем получить автономию в составе России. В тот момент и белогвардейцы не возражали против хозяйственного управления Алашорды в городе и области, поскольку сражения с большевиками поглощали все их силы.
12 июня алашординцы, в числе которых был Шакарим как член Национального совета, приняли на заседании несколько постановлений. Жусипбек Аймауытов на страницах журнала «Абай» писал: «В городе Алаш собралось руководство казахов, которое подняло дело Алашорды и принялось за свою работу. Нынешняя цель Алашорды — собрать воедино казахский народ, создать автономию. На пути к этой цели создается милиция Алашорды».
Газета «Сибирская речь» добавила некоторые подробности о формировании казахского военного отряда милиции: «В Семипалатинск прибыли из степи киргизские отряды. Примерно в шесть часов вечера они вошли в город. Им была устроена торжественная встреча на площади перед Никольской церковью. С поздравлениями выступил представитель Временного сибирского правительства Давыдов. Во время встречи на площадь вышел известный национальный деятель А. Букейханов. В его честь конные по предложению подполковника Тохтамышева прокричали: «Алла!» На белых флагах были лозунги: «Да здравствует всероссийское и сибирское собрание курултая!», «Да здравствуют честные сыны Отечества!».
Так сложился альянс правительства Алашорды и Временного сибирского правительства, которым руководил адмирал Колчак.
Отношения между союзниками не были безупречными. Однако именно это время, когда Семипалатинскую область контролировали белые, оказалось самым благоприятным для правительства Алашорды. Оно получило наконец возможность почти беспрепятственно осуществлять административную деятельность.
Были восстановлены печатные издания, закрытые при большевиках. На первый план вышла работа всех земских комитетов уездов и области. Включился в работу и казахский суд Алашорды.
Шакарим писал в «Жизни Забытого»:
В двух строфах поэт уместил целую историю сложных взаимоотношений как с правительством Алашорды, так и с представителями белогвардейцев. Жизнь до ухода белых состояла из невольных метаний, выхода из состава суда, чуть ли не принудительных возвращений.
Суд Алашорды, в который поэт был избран перед приходом белых, оказался под полным контролем представителей Временного сибирского правительства. В частности, белогвардейцы сами решали, кого из осужденных судьями Алашорды отправить в тюрьму, а кого отпустить. Чаще просто отменяли решения, на что и сетовал Шакарим. Естественно, поэту такое насилие над свободной волей не нравилось.
Вдобавок и деятели партии «Алаш» стремились осуществлять генеральное руководство, словно взяв пример с большевиков. В условиях военного времени меры, возможно, были оправданными. Но Шакарим не воспринимал никакую диктатуру, кроме диктатуры нравственного по своим высоким моральным принципам закона. Потому и возникло убеждение, определившее суть проблемной ситуации, когда нравственность стремятся подчинить законам классовой борьбы: «Партия — само злодейство, / Для людей — как лицедейство».
По воспоминаниям Ахата, Шакарим очень переживал и в сентябре 1918 года с горечью признался:
Шакарим придерживался старинного народного принципа: «Если не будет справедливого суда, народ будет больным».
Однако он все более убеждался, что в справедливом суде отныне нужды нет.