Шах и мат

– В честь легендарного любовника, если быть точным. А вот здесь на следующей неделе пройдет матч, – он указывает на конструкцию в центре сада, чем-то напоминающую теплицу. Простое квадратное сооружение, но все четыре стены и потолок выполнены из стекла. Внутри пусто, за исключением деревянного стола, двух стульев и набора обычных шахмат.

Сердце стучит где-то у меня в горле.

– Помещение отапливаемое, конечно. И звуконепроницаемое, – консьерж ободряюще улыбается. – Мы проводим уже пятый чемпионат.

– Везде будут стоять камеры и искусственное освещение, – Дефне хлопает меня по плечу и ухмыляется. – Не волнуйся, я прослежу, чтобы с прической у тебя все было в порядке. Никаких торчащих прядей.

Тренировочная зона расположена под крытой аркадой, за деревянной дверью. Внутри есть все, что может нам понадобиться: шахматные наборы, ноутбуки с необходимыми программами, ряды книг по дебютам и миттельшпилям.

– Просто невероятно, – Дефне проводит пальцами по стеклянным фигурам. – Серьезно, я завидую.

– Ага. Не удивлена, что они проводили столько чемпионатов. Подготовка впечатляет. Готова поспорить…

Я замечаю фотографию на стене и забываю, что хотела сказать. На ней запечатлены двое мужчин, стоящих в том самом стеклянном доме, который мы только что видели. Один почти лысый, другой с пышной копной темных волос и скромной улыбкой. Они обмениваются рукопожатиями над доской. Игра, должно быть, завершилась, и черные – лысый мужчина – сдался за два хода до того, как ему поставили бы шах и мат. Все его фигуры или загнаны в ловушку, или безжалостно окружены. Взгляд шахматиста из-под нависших век серьезен, а еще абсолютно узнаваем, и на мгновение я чувствую необъяснимую, свинцовую тяжесть в груди.

Затем читаю подпись: «Сойер против Гурина, 1978 год. Чемпионат мира по шахматам».

– Это…

– Ага. – Дефне встает рядом со мной.

– Ты знала его?

– Я с ним тренировалась.

Ну да, точно.

– Каким он был?

– Он прекрасно владел позиционным стилем. Если играл черными, то почти всегда использовал вариант Найдорфа.

– Я имела в виду, каким он был человеком?

– Оу, дай-ка подумать. – Поджав губы, Дефне вглядывается в фотографию. – Тихим. Добрым. С циничным, тонким чувством юмора. Честным, порой чересчур. Упрямым. Иногда беспокойным. – Она делает глубокий вдох. – Благодаря ему у меня есть «Цугцванг».

– Что ты имеешь в виду?

– Он дал мне деньги на покупку клуба. Я думала, что в долг, но когда у меня появилась возможность вернуть эту сумму, то он отказался ее принять.

Похоже на одного моего знакомого: щедрого, саркастичного, неспособного к обману.

С мрачным взглядом.

Готова поспорить, он не принимал отказы. Готова поспорить, он был целеустремленным, деятельным, непостижимым. Готова поспорить, он был харизматичным, но в то же время заносчивым и упрямым. Упертым, сложным для понимания, глупым, раздражительным, неизбежным, бесячим. От него развивалась пугающая зависимость, которую невозможно побороть. Он был таким нежным, по-настоящему веселым, справедливым, безжалостным. Его невозможно забыть.

– Мэл?

Я торопливо отвожу взгляд от снимка:

– Да?

– То, как ты тренировалась… Все, что ты делала до этого дня, – там не к чему придраться. То, что ты концентрируешься на своих слабых местах, – это правильно. Но мы должны анализировать и его…

– Нет, – перебиваю я.

Мы не упоминаем Нолана Сойера, и я не хочу, чтобы его имя произносили вслух.

– Не понимаю, почему ты отказываешься…

– Нет.

Дефне фыркает:

– Так будет честно. Люди ждут, что ты это сделаешь. В конце концов, Мэл, это не какой-нибудь турнир. Это матч на первенство мира, соревнование между двумя сильнейшими игроками планеты. Ты должна оттачивать свои навыки с учетом того, как играет соперник, а не тренироваться на старых партиях и подвергать собственный стиль чрезмерному анализу. Он, скорее всего, изучает твои партии, и я сомневаюсь, что он думает, будто ты не станешь…

– Нет, – заявляю я в последний раз, и Дефне понимает, что спорить со мной бесполезно. – Давай продолжим, как планировали.

Дефне хмурится. Но все равно кивает.

У меня явные проблемы с консолидацией[55].

Я атакую слишком рано. Или слишком поздно.

Я слишком нерешительна, а когда наконец на что-то решаюсь, то теряю с трудом заработанное преимущество.

Не могу нормально перейти к эндшпилю.

Чересчур сильно полагаюсь на свои любимые дебюты – непростительный грех, если учесть, что предсказуемые игроки – слабые игроки.

Я должна сосредоточиться на периферии, чтобы занять центр.

И еще:

– В партии против Чуанга, – говорит Оз, – твой ферзь стоял совершенно беззащитный. Я не советую полностью уйти в защиту, но…

– Ладно. Ладно, я… – Тру глаза. – Ты прав. Давай вернемся к программе. Мне кажется, я…

– Уже за полночь, Мэл, – Дефне качает головой. – Пора спать.

Черт.

– Ладно. Завтра утром…

– Мы заперты здесь уже два дня, Мэл.